Разноцветные ночи - Игорь Вереснев

Или пожелать спокойной ночи и отвернуться. Но характер дурацкий — после секса всегда чувствую себя чем-то обязанным женщине. Поэтому честно принялся перечислять:

— Жену. Сына. Дочь. Родителей. Сестру. Племянников. Друга детства. Товарищей по…

— Достаточно, — её пальцы зажали мне рот. Отчего-то они пахли полынью. — Вижу, список у тебя длинный. Мне легче, у меня только любимый человек. Родственников нет, настоящих друзей… наверное, тоже. Мама была, но она умерла давно, ещё до войны.

— А дети?

Она дёрнула плечом, словно отгоняла назойливую муху.

— У программаторов детей не бывает, ты разве не знал? Ничего, пусть мой личный счёт невелик, зато я за других расплатиться заставлю.

Я отстранился, удивлённо посмотрел на неё.

— Заставишь расплатиться? Как? Мы проиграли войну, у нас больше нет авиации, флота, почти не осталось тяжёлого вооружения, заканчиваются боеприпасы. Перемирие закончится, как только окки подтянут к Треугольнику тяжёлую артиллерию. Перемешать всех, кто там укрылся, с землёй — вопрос двух-трёх недель. Вернее, с каменным крошевом, так как земли на Треугольнике нет. Почему командование не соглашается на капитуляцию, я не знаю. Лично для меня сдаться — значит предать погибших на этой войне, признать их смерть бесполезной.

Я замолчал. Мне сделалось стыдно за свою тираду, за пыл, с которым я её произнёс. А Мегера улыбнулась.

— Да, ты многого не знаешь. Пока. — Она коснулась губами уголка моего рта, шепнула: — Давай ещё разок «погреемся», и я постараюсь заснуть. Завтра трудный день предстоит.

Мы поднялись на рассвете и топали часа два. Судя по карте и гулу тяжёлых транспортников, заходящих на посадку, до аэродрома оставалось всего ничего. А не видели мы его лишь потому, что дорогу нам преградил крутобокий холм. Поднимемся на него и… Самое время спрашивать у «начальницы», что делать дальше.

Спросить мне помешал стрёкот, донёсшийся из-за холма. Вертолёт летел близко, и самое паршивое — в нашу сторону.

— Чёрт! — я завертел головой, выискивая укрытие. И тут же понял — не успеваем! Воздух над гребнем холма задрожал, сминаемый лопастями.

— Туда!

Не дожидаясь меня, Мегера бросилась к старым развалинам. То ли хлев, то ли сарай — крыши нет, пустой проём на месте двери, одна стена рассыпалась до фундамента, прочие — наполовину. Судя по всему, сооружение пребывало в таком плачевном состоянии много лет. Послужить укрытием оно вряд ли могло.

Медленно, неторопливо вертолёт поднялся над вершиной холма. Сейчас, сейчас нас заметят… Если ещё не заметили.

— Под стену ложись! Быстро! — заорал я Мегере.

Она даже не оглянулась. Проскочила в дверной проём, упала на колени, принялась стучать по кирпичам недоразвалившейся стены.

— Что ты де…

Один кирпич вывалился, Мегера сунула руку в дыру:

— Осторожнее!

Укрытый грязью и мусором пол сарая вздрогнул, проломился — я едва успел отскочить. Квадратная плита пошла вниз, потом сдвинулась в сторону. Прямо у меня под ногами начиналась тронутая ржавчиной металлическая лестница

Лопасти вертолётного винта застучали прямо над головой. Не требовалось спрашивать, что делать дальше. Я шагнул. Стены сарая взорвались грязно-бурым крошевом под свинцовым крупнокалиберным ливнем. Но крышка люка захлопнулась на миг раньше.

Это был длинный, уводящий вглубь холма тоннель квадратного сечения, два метра высота, два — ширина. Жгуты кабелей и шлангов на стенах, тусклые плафоны на потолке. Полумрак, тишина, воздух затхлый и влажный. Мы пробежали туннель за минуту, кожей затылка ощущая, как вверху, над толстыми бетонными перекрытиями опускается вертолёт, как выпрыгивает из него десант. И ещё пять секунд Мегере понадобилось, чтобы набрать код на электронной панели. Потом тяжёлая стальная плита переборки сдвинулась, пропуская нас… куда?

Прежде подобное я видел только в фантастических фильмах. Помещение за переборкой походило на поставленный вертикально широкий и низкий цилиндр. Стены сплошь покрыты металлически-матовой чешуёй — небольшие, в ладонь, правильные шестиугольники. Потолок и пол — в такой же «драпировке». Посередине цилиндра — подкова пьедестала-пульта с креслами-ложементами внутри.

Мегера метнулась к пульту. Пробежала пальцами по сенсорам, взвыла по-волчьи, оглянулась.

— Ты чего столбом стоишь?! Думаешь, им много времени надо, чтобы переборку взорвать? Помогай!

Я стряхнул оцепенение.

— Что делать?

— Здесь механическая блокировка активации. Видишь силовые шкафы? — она указала на ящички полуметровой высоты, что жались к чешуйчатым стенам. — Все рубильники — на «Вкл»!

— Понял.

Я опустился на колено у крайнего ящика, распахнул дверцу, нажал на алую рукоять. Пошла туго. То ли приржавела, то ли так и было задумано.

После третьего рубильника пульт начал оживать, вспыхнули разноцветные светляки на панелях. После седьмого — тихо и низко загудели чешуйчатые стены. Предпоследний заставил завибрировать, задрожать воздух.

На последнем шкафу вместо замысловатого шифра алела надпись. Лаконичная и понятная. «Самоликвидация». Моя рука застыла на миг. Но Мегера сказала — все!

Я выжал рубильник вверх до упора. Тут же ожило табло рядом с рукоятью: «10:00». Секунда, и цифры пришли в движение. «9:59», «9:58»… Я попробовал вернуть рукоять в исходное положение. Не вышло, рубильник заблокировался. Что ж, так, значит, так.

Я посмотрел на свою спутницу — она уже заняла кресло в самой середине подковы.

— Что это такое? Секретный командный пункт? Резервный ЦУП? Но у нас больше нет баллистических ракет, нет боевых орбитальных станций…

Мегера повернулась ко мне. Торжествующая улыбка играла на её губах, синие глаза сияли.

— Да, это Центр управления, но не полётами. У нас в самом деле не осталось спутников, ракет и ядерных боеголовок, ударить по противнику сверху мы не можем. Но мы достанем их снизу, из-под земли. Электромагнитный импульс активирует вибраторы Теслы, установленные в тектонических разломах планеты. Мы заставили окков поверить, что проект «Меркурий» — деза. Но это не деза, как видишь. Это — оружие судного дня. И он наступил сегодня.

Я моргнул, стараясь осознать услышанное.

— Это оружие позволит нам победить в войне?

— К сожалению, нет. Но мы сведём войну вничью. Потому что победителей не останется. «Меркурий» разбудит вулканы, спавшие тысячелетия, вызовет землетрясения, каких Земля не видывала, а на побережья обрушит стометровые цунами. Мы разрушим их города, уничтожим промышленность и инфраструктуру, подорвём финансовую систему. И уж наверняка оккам будет не до наших дивизий, закрепившихся на Треугольнике, потому командование и не спешило с капитуляцией. А потом — бум! От ЦУПа останется спёкшийся ком, и никаких доказательств. Пусть окки гадают, что случилось с планетой. Ужасный природный катаклизм, стечение обстоятельств, игра стихий. И цена этого — жизнь нескольких человек. Не слишком высокая за возможность