Сергей НАУМОВ - Iskatel 1979 3

—   Мерси за сообщение. Значит, вы засекли меня в день . въезда в номера, не раньше.

—   Не ломайте комедию! — Петков отрывается от чашки, смотрит на меня в упор. — Можно подумать, что вы это толь ко сейчас сообразили.

—   Нет, конечно. Но вы подтвердили факт…

—   А какой смысл скрывать? — говорит Петков просто. — Опыта у вас хватает, вы это доказали.

Петков надкусывает хлебец и аппетитно хрустит корочкой. Челюсти его работают равномерно, и глаза чисты.

—    Три легенды, — говорит он.

—   Почему три, а не сто три?

—    Считать умеете? Первая — модный магазин и все, к не му относящееся… Вторая…

В нашем разговоре довольно много пауз; они позволяют мне отвлекаться и, больше того, вооружиться кое-какими догадками

относительно перемен, происшедших за истекший час с заме­стителем начальника отделения В.

—    Вы остановились на легендах, — говорю я и, поколебав шись, беру сигарету из пачки Петкова. — Первую вы назвали. Вторая?..

—    Не торопитесь, Багрянов, — говорит Петков терпеливо. — У вас скверная привычка забегать вперед. — Он вытирает гу бы салфеткой и на миг прикрывает глаза. — Не так уж важ но, сколько было легенд. Существеннее другое — уровень ва шего профессионализма при их использовании и умение пере страиваться на ходу. Проанализировав эти и кое-какие иные компоненты, можно прийти к выводу…

—   Какому? — не удерживаюсь я.

—    Вы пришли не на связь с разовым заданием… Это — с одной стороны… С другой же — Багрянов не годится на роль резидента, ибо резидент с «подмоченным» паспортом — это, извините, нонсенс! Что такое резидент? Своего рода посол. С его внедрением нет смысла спешить и уж совсем ни к чему задействовать его сразу. А связь у вас была. Да, была. На вто рые сутки. На улице Царя Калояна, не так ли?

—   Вы спрашиваете или утверждаете?

—    Утверждаю. Я бы но показал вам фотографию, если б не был уверен… Никола Бояджиев — так звали вашего связника. Пароль: фраза о снеге и дожде, отзыв — любой набор слов со вставленным в него «туманом». Аварийный сигнал: перчатки в одной руке. Я не ошибся?

—   Вам виднее.

—   Бояджиев — паспортное имя. Вам известно настоящее?

Прежнее состояние — вялость и апатия — подбирается комне. Я теряю пить разговора, тогда как Петков свеж и бодр.

—    Его знал только он, — говорю я, следя за тем, чтобы го лос был ровен. — А он не скажет… Он же умер. Петков! Умер час или полчаса назад… Потому вы и принесли фото… Пока он жил, было бы не выгодно. Вы ждали: а вдруг заговорит. Он. что, был без сознания, да?.. — Хлеб ложится на стол — есть я не могу. — Коротко: Бояджиев умер, и расстановка сил из менилась. У вас больше нет ничего в запасе, Петков. Один я. Один! И, кроме меня, никто не даст вам правды о явке в церк ви. Вот так. Вы теперь и пальцем меня не тронете, Петков!

—   Ой ли?

—    Не тронете. Наоборот, будете холить и лелеять. Легенд было три, вы правы. Правы и в том, что я не курьер. Я при– гчел из-за Лулчева, и только я могу дать вам его… Лулчев ра ботает на немцев и англичан. Немцы, конечно же, вас не вол нуют — про них в ДС известно без меня. Зато связь советни ка царя с СПС для вас дар божий. На таком деле любой еде лает карьеру. Верно?.. Не отвечайте, Петков. Будем считать, что я просто размышляю вслух… Так вот, сдается мне: вы и раньше подозревали, что Лулчев работает не только на Берлин, но и на Лондон. Однако доказательств у вас пока нет. Если Делиус * платит Лулчеву в своем бюро на бульваре Евтимия

i•Делиус (Отто Вагнер) — резидент гитлеровской разведки в Софии.

и не бог весть как маскирует это, то англичане действуют с максимумом предосторожностей. Делиус в Софии почти бог; резидент СИС — нелегал, разыскиваемый вами. Отсюда и раз­ница во всем, что связано с ними, отсюда же и другая разница — в их отношении к Лулчеву. Попадись он на сделке с Де– лиусом, это не вызовет даже семейной сцены у царя, тогда как работа на англичан может стоить ему головы… Берегите меня, Петков. Я для вас — курочка, несущая золотые яйца. Пока жил Бояджиев, вы надеялись получить явку в церкви от него — бесплатно, в подарок. Теперь Бояджиева нет… Слу­шайте, Петков! Хотите разочарую вас? Бояджиев ничего не мог бы вам рассказать о храме и встрече в нем. Он не был об этом осведомлен. Я преодолел вялость; она ушла, и я спокоен.

—   Сейчас я копчу, Петков, потерпите. Остался пустяк, и он сбивает вас с толку. Вы ломаете голову над вопросом: если Багрянов шел сюда, чтобы прибрать к рукам советника царя, какого черта он стал звонить во дворец с бульвара Дондуко– Еа? Так?

—   Продолжайте…

—   Хорошо. Второй вопрос — почему я доверился Искре?

—   Почему же?

—    Начнем с телефона. Крайпе просто и сводится к глупому просчету… Я недооценил вас, Петков. Ваша шляпа, дурацкое знакомство… Я потащил вас к телефону, полагая, что вы ря­довой агент и имя Лулчева нагонит на вас страху. Сознаюсь, неумно. Особенно, если вспомпить, как я хватал вас за шею и подсовывал трубку.

—   Сцена была захватывающая!

—   Не язвите: вы тоже выглядели не лучше. Я слишком позд но раскусил, зачем вы приставили ко мне демаскированных хвостов и всячески старались показать, что я провален. Одна ко и я, в свою очередь, попортил вам крови, сунувшись на бульвар Дондукова и не дав довести до конца идиллическую линию Искра — Багряиов. Насколько я понял, вы очень на нее надеялись?

—   Более или менее.

—   Ну что ж, она принесла вам, что могла: текст объявле­ния и явку у Бююк-Джами.

—   Фальшивую явку!

—   А вы как хотели? Надо же хоть в чем-то подстраховать ся!.. Вы совершили только две ошибки…

—    Просветите?

—   Маленькая — не стоило давать объявление, не выйдя к Бююк-Джами вторично. Покрупнее — слишком трогательно все было в подвале. Эти полосы на плечах, обнаженная грудь… Никогда не передоверяйте исполнителям черновую работу. Марко все же не ас, а вы поздно стали исправлять ошибку. Помните? Попытались встать между мной и Искрой, отгороди ли ее, когда догадались, что я могу распознать инсценировку.

—    Распознали?

—   Увы!.. Только сейчас сообразил.

Да, с Петковым надо держать ухо востро. Ответь я по инер­ции, что заметил в подвале неладное, и все полетело бы вверх дном. Ибо и в этом случае история с Лулчевым начала бы ри­соваться в новом свете… Рубашка под мышками намокает — так бывает со мной всегда, когда удается не сверзиться в яму, но картина возможного падения еще слишком свежа, чтобы ее можно было отнести к безвозвратному прошлому.., Отвлека­ясь, я заставляю себя переключиться с дня нынешнего на день минувший и вспомнить то утро, –когда фырканье автомобильного мотора разбудило меня. Что меня тогда поразило? Шаги и сдавленный женский крик. Точнее, несоответствие крика, в ко­тором угадывался страх, со спокойной отчетливостью шагов. Тук– тук-тук. Равномерно и звонко. Женщина кричала и в то же время беззаботно шла к подъезду…