Сергей НАУМОВ - Iskatel 1979 3

Где-то в глубине, в недоступной мне прохладе скрипит крес­ло. Тоненько звенит, сталкиваясь с графином, стакан. И так же тихо, почти неслышно, смеется Петков.

—   Искра? Связник нацелен исключительно на в ас , а доку менты передаст е й?

Вот это и называется — загнать в угол. Теперь надеяться не на кого. Все дело в одном — выдержу ли? Побои, ривальта, отсутствие воды… Что еще придумает Петков?

Я собираюсь с силами и выпрямляюсь, насколько могу.

—    Налейте воды, Петков. И выключите свет! Клянусь, это сейчас важнее для вас, чем для меня… Да, я знаю связника! Знаю! Знаю! Только что толку для вас? Его я вам не дам; не дам — и точка. Делайте что хотите, но без меня вам не обой тись. Думаете, не понимаю, зачем вы бьете в одну мишень? Я вам связника, а вы мне — пулю в затылок. Так?.. Колотите себя в грудь или рвите волосы, но с Искрой вы поспешили и упустили шанс оббйтись без Багрянова. Теперь извольте сами считаться с фактами. Я один знаю связника, и одному мне удастся получить компроматы на Лулчева…

Минута тишины — и тьма кромешная. Так всегда бывает, когда переходишь от ослепительного света к мягкому полу­мраку.

—   Так, — говорит Петков, и я слышу звук воды, льющейся в стакан. — Допустим, все так. Полагаете, переиграли?

—   Кое в чем.

—. Не будьте самонадеянны, Багряное.

—   Разве похоже? — Я смотрю на стакан и мысленно пью. — Хотите предложение?

—   Разумеется, да.

—   Разумное. — Мысленно я пью еще один стакан. — Я даю вам Лулчева; вы мне — свободу. На такой базе мы договорим ся. Нет — делайте что хотите, но я умру немым. Не считайте это громкой фразой. Так будет.

Я долго шел к этой минуте, и вот она настала. Все произне­сено, добавить больше нечего, и не мне решать, как пойдет дальше…

Скрип, треск половицы под ногой Петкова, и край стакана упирается в мои губы. Я запрокидываю голову и пью…

—   Ладно, — говорит Петков. — Вам повезло, что здесь си жу я, а не Гешев… Так вот, час я вам дам. Не вы мне, а я вам, ровно час.

—   Зачем?

—   Соберитесь с мыслями и поточнее обрисуйте связника.

Полный словесный портрет, характеристика физических и мо­ральных данных. Особенности.

Стакан все еще висит в воздухе где-то возле моих губ, не отдаляясь и не приближаясь.

—   Нет, — говорю я. — Так не пойдет.,.

—   Подумайте… И — через час!

Конец? Или удастся еще потянуть?.. Мне нужно пять суток. Ровно пять, ибо через сто двадцать часов — в случае, если Слави не появится в храме Александра Невского — Центр по­лучит сообщение, что Багрянов провалился. Пять суток… Любая цена мала, чтобы получить их!

16Час — срок короткий, однако его хватает, чтобы с Петковым успела произойти разительная, а потому загадочная для меня перемена. Он сидит передо мной 'спокойный, благожелатель­ный — ни дать пи взять тот давний Атанас, который возник перед бай-Слави в самом начале знакомства.Один час… И, судя по всему, за это время что-то произо­шло… Но что?..Усевшись, Петков поправляет брюки, придвигает к себе гра­фин, наливает стакан — щедро, до самых краев.

—        Пейте, Багрянов. Еще?.. Или лучше кофе?.. Марко! Сходи приготовь кофе. Вам, конечно, с тмином, Багрянов?

Ах вот оно в чем дело! А я-то гадал…

—   По-варшавски, — отвечаю я. — Раскололи Искру?

—   До самого конца!

Петков улыбается, и на щеках у него проступают ямочки Если –бы не щетина, то заместитель начальника отделения В запросто сошел бы за моложавого ангела, спустившегося с не­бес.

—        Хватит, — говорит Петков, видя, что я собираюсь допить воду. — Заболеете. После ривальты врачи не рекомендуют. Слышали об обезвоживании организма?

—   Так, кое-что.

—        Ну что, полегче? — Платок исчезает в кармане. — Между прочим, странная погода: то снег с дождем, то дождь со сне гом…

—   Источник тот же? — говорю я.

—   Разумеется.

—   Вы преуспеваете.

Сказав это, я окончательно успокаиваюсь. «Опоздал ты, Пет­ков…» Показания Искры уже ничего не могут изменить, по­скольку один Багрянов з н а е т связник а… Багрянов. То есть я.

Тень колебания — едва заметная — проскальзывает по лицу Петкова.

—   Гляньте-ка сюда, Багрянов.

Серый бумажный прямоугольник, плохо заглянпованный и словно бы выцветший, — позитив мгновенной фотографии, сде­ланной, судя по качеству, портативным аппаратом и в невы­годных условиях. Я всматриваюсь в него: улица, в панора­ме — дома; слева — вполоборота — человек. Все снято мелко,

но не настолько, чтобы в человеке нельзя было признать седо­усого, обладателя «Патека».

—   А вот и связник, Багрянов!

—   Этот? — Я качаю головой. — Чушь собачья!

Так… Выходит, седоусый арестован и, очевидно, погиб. Ско­рее всего под пыткой. Он начал было говорить, но дальше па­роля не пошел… что-то помешало… Прощай, товарищ! Имя твое мне неизвестпо, и все, что мне когда-то сказали про тебя, уло­жилось в два слова: «Надежный работник». Это была высшая аттестация, и ты оправдал ее. Больше того, даже погибнув, ты помогаешь мне, и помощь твоя неоценима — Петков представ­ления не имеет, как много говорит фотография, которую я дер­жу в руке… Дом, на чьем фоне ты снят, стоит на углу, рядом с особняком миллионера БуреваЛ — у него один из лучших в Софии частных садов… Да, да, я уверен: это не улица Царя Калояна! А следовательно, тебя сфотографировали до связи со мной. В противпом случае наружник постарался бы поймать в кадр ИУбай-Слави, и Петков сейчас предъявил бы фотогра­фию совсем не для того, чтобы проследить мою реакцию, а как точную улику… Прощай, товарищ! И еще раз — спасибо. Ты помог мне в главном сейчас — до конца разобраться с Иск­рой… Прощай, друг!Я прекращаю мысленный разговор и кладу на стол фото­графию.

—   Это не связник.

Марко, старательно балансируя подносом, вносит две дымя­щиеся чашки и все, что к ним полагается. Сахарница, поджа– ренпые хлебцы, джем на блюдечке.

—   Валяйте, Багрянов, — поощрительно говорит Петков и по дает мне пример — тонким слоем намазывая джем на похру стывающий тост. — Поговорим как 'друзья. Без оскорблений и сведения счетов. Дело ваше дохлое, и отступать вам некуда.

—   Это почему же?

—   А потому, что ваши связи, ваши легенды, все, что имеет хоть малейшее касательство к Багрянову, отработано до кон ца. Если вы заметили, любой ваш шаг, начиная с приезда в гостиницу, был просвечен.

Я отставляю чашку и киваю.

—   Мерси за сообщение. Значит, вы засекли меня в день . въезда в номера, не раньше.