Еремей Парнов - Собрание сочинений в 10 томах. Том 9. Пылающие скалы. Проснись, Фамагуста

Пребывая в состоянии крайней подавленности, когда все валится из рук, и ничто — даже интересная книга или новый фильм — не может отвлечь от мозжащей в черепе думы, Малик решился позвонить шефу. Но телефон на квартире не отвечал.

Прослонявшись до обеда по институтским коридорам, где встретил массу знакомых, с которыми во всех деталях обсудил создавшуюся ситуацию, но так ни к чему и не придя, он рванул прямиком в Петушки, надеясь застать Доровского на даче.

Калитку отворила дочь Евгения Владимировича Даша — пышная великовозрастная девица в облегающих джинсах.

— Папа отдыхает, — не слишком приветливо оповестила она, удерживая за ошейник беснующуюся овчарку. — Подождите в саду. — И надменно удалилась, играя туго обтянутыми ягодицами, по дорожке, вымощенной керамической плиткой.

Она вообще не благоволила к Мар лену, которого почитала за безнадежного плебея, зато вся так и таяла в присутствии Киры. Малик, впрочем, не обижался, безропотно снося все ее выходки.

Выждав, пока собаку не привязали, он робко просеменил на участок и устроился в шезлонге возле крохотного прудика, в котором водились караси.

Доровский вышел в пижамной куртке, наброшенной прямо на голое тело. Основательно вздремнув после обеда, он был настроен приветливо и благодушно.

— Привет труженикам смычка! — Евгений Владимирович потрепал по плечу привставшего было гостя. — Сиди-сиди… Какие новости в нашей волости? — поинтересовался он, придвигая плетеное кресло.

— Честно говоря, неважнецкие, — кисло улыбнулся Марлен, нагибаясь за портфелем. — Пришел отказ.

— Да, брат, это тебе не фуги Баха, — не теряя довольства, поморщился Доровский. — Впрочем, ничего удивительного. — Он пробежал глазами письмо с траурным уголком. — Я ведь предупреждал вас, что так оно и будет!

— А как же теперь?

— Обыкновенно. Они нас, мы их… Посмотрим, чья одолеет.

— Но ведь это филькина грамота, ни одного аргумента! — Малик был явно разочарован пассивной реакцией шефа. В глубине души он ждал куда более явных проявлений неудовольствия. — Голословное отрицание.

— Ишь чего захотели, аргументов! Он ведь не дурак, этот ваш Громков, чтоб в дискуссии ввязываться. Аргументы, если они в корне ошибочны, легко опровергнуть. Нет, он слишком тонкая бестия, чтобы так глупо подставиться.

— Да он законченный кретин! — взорвался Малик. — Расписался в полной своей некомпетентности. Это же младенцу видно!

— Кому-то, может, оно и видно, — терпеливо объяснил многоопытный Евгений Владимирович, — а вот в комитете на немощные экзерсисы нашего милого рецензента взглянули почему-то иначе.

— Они просто слово в слово повторили всю его белиберду! Формалисты несчастные…

— Правильно, формалисты. Но на это и было рассчитано! Давая вместо заключения аргументированного абсолютно бездоказательное, этот ваш Громков-Пустобрехов превосходно учитывал механический характер делопроизводства.

— Но ведь его ничего не стоит положить на обе лопатки!

— Ошибаетесь, Марлен Борисович, категорически ошибаетесь! — Доровский вернул отзыв. — Вы видите перед собой реального, так сказать, оппонента, противника, а его нет. Это бесплотный пар, идеальный газ по Бойлю — Мариотту, подпоручик Киже. Не станете же вы боксировать с тенью? В отсутствии аргументов не слабость, но сила бюрократизма. Так-то, молодой человек…

— Что же вы предлагаете? — растерялся Малик. — Не отвечать вообще? Примириться?

— Ничуть не бывало. Надо немедленно запузырить ответ. Причем в самой категорической форме.

— Но ведь вы говорите, что бессмысленно драться с тенью! Выходит, нам и сказать по существу нечего. Она нам — «не имеет», мы им — «имеет». Так, что ли?

— Молодец, — удовлетворенно откликнулся Евгений Владимирович. — Усвоил. Нечего ломать голову. Учитесь у Громкова экономить силы для настоящей схватки. Выразив иначе категорическое несогласие с решением за номером таким-то, повторите, не мудрствуя лукаво, все наши прежние доводы, и будет с них.

— А они опять скажут: «нет».

— Вот и превосходно!

— Так и будем воду в ступе толочь?

— Почему. Рано или поздно мы вынудим наших, так сказать, контрагентов пойти на серьезное обсуждение. Там-то и произнесем свое веское слово.

— Сколько времени уйдет на такую канитель!

— И пусть. Вам-то что? Работайте себе на здоровье, спокойно делайте свою, подчеркиваю, игру. Или не согласны?

Ровнин промолчал, затаив сильные сомнения насчет тактики шефа. Ему, члену-корреспонденту, хорошо было ждать спокойно. Ну еще одно направление, еще одна работа. Для него ничего не изменится от того, получит ли она признание или канет в небытие. А вот для них с Кирой дело обстоит совершенно иначе…

— Может быть, вам в инстанции обратиться, Евгений Владимирович? — сделал Малик осторожный заход. — Все-таки не пустячная проблема.

— Не пустячная? — Доровский удивленно раскрыл глаза и театрально выбросил руку. — Да у меня в жизни не было ничего более интересного! Архиважная, государственного значения проблема.

— Вот я и говорю…

— Глупости говорите! Имейте терпение, милый мой Паганини. Вам что, работать не дают? Тему вам закрывают? С чем вы пойдете в инстанции?.. Борьба вокруг авторского свидетельства только завязывается, притом учтите, что это лишь эпизод в длительной эпопее. И Громков, и этот, как его… Пупкин-Глупкин, что подмахнул отказную, — всего лишь мелкие сошки. За ними стоят куда более весомые фигуры.

Малик понимающе кивнул.

— Тогда наберитесь терпения. Что рекомендует нам военная наука? — Доровский энергично принялся загибать пальцы — Во-первых, не нарушать боевые порядки, во-вторых, не раскрываться преждевременно, а в-третьих, выполнять приказы начальства!.. Короче говоря, делайте, что велят, Марлен Борисович.

— Понял, — с готовностью согласился Марлен, не слишком, впрочем, убежденный. — Молчу.

— Что творится в лаборатории? — без особого интереса спросил Евгений Владимирович, достаточно полно осведомленный об институтских делах.

— Ничего особенного. Народ в основном разъехался: каникулярный сезон.

— Но вы-то хоть работаете?

— Мы-то работаем. — Малик почти в точности воспроизвел патетическую интонацию шефа. — Я вот о чем хотел посоветоваться, Евгений Владимирович… Время у нас, сами понимаете, смутное. Качаемся по волнам без руля и без ветрил. Пока назначат исполняющего обязанности, пока улягутся всяческие сомнения и страсти… В общем, вы меня понимаете.

— Разве что в общем. — Доровский насупился, давая понять, что разговор становится для него неприятным. — Сколько можно объяснять, что до сентября лаборатория остается за мной. Я в обычном отпуске, на который имею такое же конституционное право, как и все вы…