Кир Булычев - Операция «Гадюка»

Ознакомительный фрагмент

Я пошел к вокзалу. Я думал, что если поездов не будет, то по крайней мере рядом автобусная станция и может быть поздний автобус. На площади перед станцией бывают леваки, ждут запоздалых пассажиров.

Я проверил по карманам — денег было немного, меньше двухсот тысяч.

Правда, под пяткой у меня были спрятаны триста долларов на крайний случай.

Рита была слишком спокойна. Словно она уже решила, что будет делать. Одна она ничего не может, но помочь ей — означает выдать себя и провалить дело. А я всей шкурой чувствовал, что нахожусь на пороге открытия — то, что должно произойти, произойдет в ближайшие дни, именно в Меховске, и полковник должен быть предупрежден об этом.

Если он узнает обо всем завтра, может быть поздно.

Я быстро шел по улице, которая должна была привести меня к станции. Я мог бы и подняться, воспарить… но мой мозг подсказывал, что к скоростным перелетам я не готов и не знаю, научусь ли летать быстро. Так что лучше всего бежать. Но бежать я не хотел, чтобы не привлечь к себе постороннего внимания.

Сзади меня догоняла машина. Она ехала не очень быстро. Я подумал, что если водитель смилостивится или захочет заработать — пускай подбросит меня до станции. Все же километра два.

Шагая по улице, я теряю драгоценные минуты. Может, именно сейчас отбывает автобус до Кашина.

Не понимаю, как я мог настолько потерять осторожность.

Только последний идиот мог остановиться на обочине и поднять руку, голосуя.

Машина послушно тормознула. Я шагнул к ней.

Ну что бы мне притвориться кем-то другим!

Я склонился к открытому окошку.

И тогда сообразил, что меня догнал знакомый милицейский «газик». Тот самый милиционер сказал, глядя на меня с ухмылкой:

— Садись назад. Тебе куда?

Я колебался — бежать или подчиниться. Но, как назло, справа от меня тянулся высокий забор. Пока буду перелезать, наверняка пристрелят.

— Спасибо, — сказал я.

Задняя дверца открылась, приглашая меня внутрь.

Внутри сидел Одноглазый Джо. Но я узнал его, только когда он заговорил, как всегда, со смешком:

— Куда собрался? На вокзал или автобусную станцию?

Не оборачиваясь, милиционер предупредил меня:

— Только ничего не придумывай. Я хорошо стреляю.

Я решил — говорить как можно ближе к правде. Не объяснять же, что я дышал свежим воздухом!

— Я хотел уехать, — сказал я. — Немедленно. К чертовой матери от вас всех подальше. Мне еще не хватало уголовки. Ведь на меня повесите.

— С чего ты такой умный? — спросил Одноглазый Джо.

— А я самый удобный клиент. Я даже думаю, что те, кто Аркашку убил, на меня и рассчитывали. Приехал какой-то братан, неизвестно зачем, лучший кандидат в убийцы.

— Зачем же тебе Аркашку убивать? — спросил милиционер. — Мы тебя и не подозревали сначала. Отпустили же?

— А ты с Риткой в морг побежал. Зачем вы с Риткой в морг побежали? — спросил Джо.

— Она же увидеть Аркашку хотела! — воскликнул я. — Разве не понятно?

— Мы бы тебя отвезли на автобусную станцию, — сказал второй милиционер, — но последний автобус уже ушел. Христом богом клянусь, что ушел. Так что неизвестно, куда тебя доставить. В отделение, что ли?

— Не надо обижать Юрика, — сказал Одноглазый Джо. — Не надо его подозревать. Он у товарища Порейко работает шофером, может, вы слыхали, сержант?

— Кажется, слыхал, — сказал милиционер. — Но нам он кажется подозрительным.

— А ты почему в милицейской машине ночью разъезжаешь? — спросил я Одноглазого.

— Смотри, какой любопытный. Неужели не догадался, что мы тебя ищем, волнуемся, переживаем? Мало ли что может случиться с мальчиком в незнакомом городе? У нас здесь мальчиков иногда насилуют.

Одноглазый Джо принялся смеяться. Если милиционеры и смеялись, то беззвучно.

— Конечно, можно отправить тебя в милицию, — продолжал Джо, — но я нашей родной рабоче-крестьянской не доверяю. Вроде бы все повязаны, а интересы у них свои. Вдруг кому-то захочется другую карьеру сделать или кто на Мельника работает? Разве не так, Петров?

— Все может быть, — равнодушно откликнулся милиционер.

— Так что закиньте его к нам, наш шеф с ним поговорить хочет.

«Газик» остановился возле дома Порейки. У подъезда нас ждал Жора.

Дело мое было плохо. И, как назло, я за день устал настолько, что моя попытка на лестнице убедить моих конвоиров, что я вовсе не Юра, а их собственный начальник Порейко, с грохотом провалилась.

— Что-то у меня в глазах рябит, — сообщил Жора Одноглазому Джо, который в силу простого своего устройства вообще не был подвластен гипнозу или какому-нибудь умственному воздействию.

Провели они меня не в квартиру, на что я надеялся — из любого окна, даже с сотого этажа, я уйду без труда, — а в подвал. В котельной у них было место для сведения счетов.

Подвал двухэтажного каменного дома был переоборудован под котельную. Но там оставалось и место для камеры из фильма ужасов — за бурой железной дверью, открывшейся с отвратительным скрипом, была длинная комната, по дальней стене которой тянулись кабели и трубы, посреди стоял ученический стол, за ним — стул.

Напротив стола ближе к двери стояла табуретка, такая же, как в морге, но не белая, а грязно-голубая. Мое обоняние сразу определило комплекс свежих и застарелых запахов — перегара, страха, крови, тупой жестокости…

— Садись, — сказал Одноглазый Джо, показывая на табуретку.

— Зачем?

Жора вытащил пистолет. Самый настоящий пистолет. Они не намеревались со мной шутить.

Вошел Порейко. Не ложившийся спать, но готовый к боям. При виде меня он изобразил на лице радость. Причесываться не стал, а прошел за стол и уселся на стул так, как делает опоздавший к началу торжественного заседания член президиума. В руке он нес диктофон. Положил его на стол.

— Молодцы, что привезли.

— Сам попросился, — засмеялся Джо, — мы за ним ехали, а он к станции бежал.

— Знаю, — Порейко укоризненно наклонил голову, — убегал.

— А мы его догоняли. Думали, погоняемся, а он остановился и нам голосует. Мы его и подсадили.

— Значит, спешил. Бежал. Думал, что попутка подбросит. Денег у него много?

— Двести тысяч нашли.

— Аркашину квартиру обыскали?

— Там пусто.

— Дурачье, значит, плохо обыскивали. Или он успел избавиться. У него должны быть деньги. И оружие.

— Не было у него денег! И оружия не было. Мы хорошо смотрели, Трофимыч.