Марс, 1939 - Василий Павлович Щепетнёв

Его встретила «Песня Сольвейг», фройляйн Лотта, оправившись от мигрени, музицировала в гостиной. Играла она, восполняя пробелы техники, душой; что это значило, Константин не понимал, но так было принято говорить, когда не хотели обижать исполнителя. Да и откуда техника? Нет ни учителя, ни ценителей. Инструмент, впрочем, был хороший и поддерживался в приличном состоянии, что редкость в нынешние времена. Баронесса приветствовала его любезным наклоном головы, а Лотта, прекратив играть, поздоровалась, как это стало модным, по-мужски крепко пожав руку (и при этом очаровательно покраснев). Видно, кто-то донес сюда из столиц плоды эмансипации.

– Вам, наверное, мешает музыка?

– Нисколько, напротив, очень приятно.

Он из вежливости посидел четверть часика, а потом, пожелав спокойной ночи, поднялся к себе. Действительно, дом был выстроен отменно, и в своих комнатах рояля почти не было слышно. За письменным столом Ипатыч поставил старый «ремингтон» и стопку бумаги. Совсем как в прежние времена, когда он мнил себя талантливым литератором, писал помногу, по роману за лето, издал четыре. Первый раскупили, второй заметила критика, а один маститый, а главное, любимый писатель прилюдно похвалил, но третий и четвертый провалились совершенно. Тогда он был молод и легко принял решение – если не лучший, то никакой.

Константин сел, несколько раз ударил по клавишам. Подавались они с трудом, заедали. Надобно почистить, смазать. Где-то был и другой «ремингтон», с латинским шрифтом, он печатал на нем рефераты, взятые на лето, когда учился в Кембридже. Химик пересилил литератора. Не ту машинку поставил Ипатыч. Или он выбрал не тот путь? Вечер располагал к философским размышлениям: луна, отдаленные звуки рояля и… Он заглянул в шкапик: так и есть, шотландский виски, его любимый сорт. Ночной колпак, чтобы слаще спалось. Из окна был виден дворец. Пару раз, уже после смерти Карла, принц предлагал ему жить там, но Константин отказывался, а потом больше и не предлагали. Ему и здесь неплохо. Не то чтобы было неловко перед принцессой, она ему благоволила, вероятно, в память о сыне, с Карлом они были близкими друзьями, какими бывают только в юности, искренними и бескорыстными, но – зачем? Тогда еще у принца была идея официально усыновить Константина, в этом не было бы ничего удивительного, собственные его родители давно умерли – отец во время Англо-бурской войны, волонтер, воевал на стороне англичан, что было странно, сочувствовали бурам, мать – во время покушения на великого князя Михаила в четырнадцатом году, адская машина, семьдесят шесть погибших, памятник в Калуге. На усыновление он не согласился, хотя знал, что настоящий его отец – принц Петр, но влезать в семью через запасной вход не хотел, считал зазорным. Мы уж как-нибудь сами. Двойственность положения сопровождала всю жизнь, он привык, перестал ее замечать, а вслед за ним перестали замечать и другие. Вот разве баронесса… Пожалуй, она пришла к выводу, что он – достойная партия дочери. Нужно, нужно уезжать. Новые газы… Скафандр… Пожалуй, цветной фотографии придется подождать. Формулу газов он знал и даже синтезировал нейтрализующий раствор. Вот если сделать его стойким, не раздражающим кожу и пропитать одежду… Карандашом он записал идею на бумаге, вечерние идеи, ночные идеи наутро часто оказывались ерундой, вот утром и обдумает.

С новым стаканчиком виски он постоял у окна. Небо окончательно заволокло; похоже, фотографировать звезды нынче не придется, зря он разводил эмульсию, готовил пластинки, все пропадет. Ноги овевало холодом, ночами выстывало, конец сентября, и Константин чувствовал, что, как давеча, покрывается гусиной кожей. Он поспешил в постель, лег, укрылся даже с головой, но никак не мог согреться – казалось, что не от холода он мерзнет вовсе, а от чего-то иного, и не помогут ни виски, ни одеяло, ничего.

21

– Я расставил дополнительные посты, государь. – Капитан морских пехотинцев выглядел озадаченным: впервые на его памяти Алексей потребовал усилить охрану. Раньше наоборот – постоянное желание сократить караулы, убрать часовых, ограничась церемониальным минимумом.

– Ответьте мне искренне: насколько надежна вся система охраны? Можно ли вообще быть уверенным в безопасности Летнего дворца? – Алексей не выглядел испуганным, просто – серьезным.

– Видите ли, государь, охрана цивильных объектов во многом зависима от э-э… самих объектов.

– То есть от меня?

– И всех остальных членов императорской фамилии. Каждый выезд за пределы дворца, особенно незапланированный, прибавляет седых волос каждому усердному слуге Государя.

– Но здесь, на территории дворца?

– Ни один бомбист сюда проникнуть не может. Штурмовать – при всех недостатках дворца как оборонного сооружения – понадобился бы минимум батальон для его захвата, и это при условии, что подмога будет слепа и глуха к нашим призывам о помощи. В противном случае она прибудет менее чем через час из Зарядьевских казарм, а час, государь, мы выстоим.

– Хорошо, хорошо. – Охрана всегда неодобрительно относилась к легкомысленной, по ее мнению, постройке – дерево и дерево. То, что территория была обнесена четырехметровой бетонной стеной, наподобие великой китайской, слабо утешало бравых пехотинцев.

– Но, государь, я должен спросить… Ваш интерес – он вызван определенными обстоятельствами, или это…

– Это просто беспокойство… Ничего определенного, никаких фактов. Беспокойство.

– Осмелюсь посоветовать вам, государь, затребовать для охраны егерский отряд.

– Егерский отряд? Разве моих пехотинцев недостаточно?

– Морская пехота отдаст за вас, государь, всю кровь, до последней капли, – несколько высокопарно ответил капитан, впрочем, он имел на это право – трое пехотинцев погибло, а более десяти было ранено, включая капитана во время инцидента двадцать девятого года. – Но должен признать, я бы чувствовал себя увереннее, если бы удалось осуществить круглосуточное патрулирование прилегающего ко дворцу леса. Я уже имел случай предлагать это вашему императорскому величеству, но тогда вы отвергли мое предложение.

– Егерский отряд? Может быть, потом. Сейчас же, капитан, у меня есть для вас иное, более спешное поручение. Я – моя семья – завтра утром покинем дворец.

– Прикажете подать императорский поезд?

– Нет, мы едем не в Первопрестольную. В Крым, в Севастополь.

– Будет очень сложно организовать зеленый путь, государь. – Капитан не выказал удивления, напротив, казалось, он ожидал такого решения.

– Поэтому, капитан, мы не поедем нашим поездом. Распорядитесь, чтобы к регулярному скорому прицепили три вагона, – думаю, этого будет достаточно.

– Будет исполнено, государь.

Капитан ушел – озадаченный или окрыленный, Алексей не мог понять наверное. Скорее, и то и другое. И третье. Многие завтра будут в схожем состоянии. Не так уж, собственно, важно, верно или не верно предположение дядюшки Вилли о покушении. Просто пришло время делать дело.

Алексей чувствовал себя возбужденным – пожалуй, возбужденным излишне. Силы не