Нил Гейман - Задверье

Сложив руки на груди, д'Верь выпрямилась и вздернула острый подбородок. Сейчас она уже почти не напоминала потрепанную побродяжку, а скорее походила на человека, привыкшего настоять на своем. Многоцветные глаза сверкнули.

– Твоя светлость, маркиз пришел сюда со мной, он сопровождает меня в моем походе. Наши семьи дружат уже многие годы…

– Да, дружат… – любезно прервал эрл. – Сотни лет. Века и века. Я еще твоего дедушку знал. Забавный был старикан. Немного того, – доверительно сообщил он.

– Но вынуждена сказать, что любое проявление насилия по отношению к моим спутникам буду рассматривать как акт агрессии против меня и моего дома.

Девушка смерила старика взглядом. Он же высился над ней, точно сторожевая башня. Так они и стояли, замерев на несколько мгновений. Наконец он возбужденно подергал рыжеватую с сединой бороду. Потом как маленький ребенок выпятил нижнюю губу.

– Я его тут не потерплю, – пророкотал он.

Маркиз достал золотые карманные часы, которые нашел в кабинете Портико, и, беспечно откинув крышку, равнодушно взглянул на циферблат и как ни в чем не бывало повернулся к д'Вери.

– Миледи, – начал он. – Совершенно очевидно, от меня тебе будет больше пользы за пределами этого поезда, чем в нем. И мне нужно исследовать другие возможности добиться нашей цели.

– Нет, – твердо возразила она. – Если ты уйдешь, мы все уйдем.

– Не думаю, – отозвался маркиз. – Пока ты остаешься в Под-Лондоне, Охотник о тебе позаботится. Мы встретимся на следующей Ярмарке. А до тех пор постарайся не делать глупостей.

Поезд остановился на какой-то станции.

Д'Верь пригвоздила эрла взглядом: с бледного треугольного личика сверкали огромные многоцветные глаза, в которых было нечто гораздо более древнее и могущественное, чем позволяли предположить ее юные годы. Ричард заметил, что всякий раз, когда она открывала рот, все в вагоне замолкали.

– Ты позволишь ему уйти с миром, твоя светлость? – спросила она.

Эрл провел по лицу руками, потер здоровый глаз и даже повязку и поглядел на девушку.

– Пусть он удалится, – велел он и устремил на маркиза свирепый взор. – Но в следующий раз, – узловатым толстым пальцем он провел себе по адамовому яблоку, – вяленая селедка.

Маркиз низко поклонился.

– Можете меня не провожать, – сказал он стражникам, делая шаг к открытой двери.

Подняв арбалет, Холвард нацелил его в спину маркизу. Протянув руку, Охотник пригнула арбалет и болт к полу. Маркиз ступил на платформу и, повернувшись, иронично помахал всем на прощание. Двери с шипением закрылись.

Эрл тяжело опустился в свое огромное кресло в конце вагона, но ничего не сказал. Поезд гремел и лязгал по темному туннелю.

– Где мои манеры? – пробормотал эрл себе под нос и уставился на гостей одним налитым кровью глазом. Потом повторил снова, взревев столь отчаянно, что у Ричарда завибрировало в желудке – так иногда бывает, когда ощущаешь всем телом удары в большой медный гонг: – ГДЕ МОИ МАНЕРЫ?!!

Он поманил к себе одного из престарелых стражников:

– Они, наверное, голодны с дороги, Дагвард. И не удивлюсь, если их мучит жажда.

– Да, твоя светлость.

– Остановите поезд! – повелел эрл.

Двери с шипением раздвинулись, и Дагвард шмыгнул на платформу. Ричард наблюдал за стоявшими там людьми. Никто даже не попытался войти в вагон. Никто как будто не заметил ничего необычного.

Подойдя к автомату в конце платформы, Дагвард снял шлем и кулаком в кольчужной перчатке бухнул в бок машины.

– По приказу эрла, – сказал он. – Шок'ладки.

В недрах машины затрещало, заурчало, и автомат начал один за другим выплевывать десятки шоколадных батончиков «Кэдбери». Дагвард ловил их в свой стальной шлем, который подставил под отверстие. Двери начали закрываться – Холвард заклинил их концом пики, они открылись снова и начали хлопать взад-вперед по древку пики.

– Освободите двери, – сказал голос из динамика. – Поезд не может тронуться, пока не закроются все двери.

Одним здоровым глазом эрл искоса рассматривал д'Верь.

– М-да… И что же привело тебя ко мне?

Она облизнула губы.

– В некотором смысле смерть моего отца, твоя светлость.

Он медленно кивнул:

– Да. Ты жаждешь отмщения. И совершенно справедливо. – Прокашлявшись, он глубоким басом продекламировал: – «Серп жатвы сеч Сек вежи с плеч А ран рогач Лил красный плач И стали рдяны От стали рдяной доспехи…» что-то там. Да.

– Отмщения? – Д'Верь на минуту задумалась. – Да. Об этом и мой отец говорил. Но главное, я просто хочу понять, что произошло и как мне защитить себя. У моей семьи не было врагов.

Спотыкаясь под тяжестью шоколадных батончиков и банок с «кокой», которые грозили вывалиться из его шлема, в вагон вернулся Дагвард. Дверям позволили закрыться, и поезд двинулся снова.

Еще расстеленное на асфальте в переходе пальто было завалено монетами и банкнотами и уставлено башмаками. Башмаки были на ногах: раскидывали монеты, пачкали и рвали банкноты, раздирали подкладку. Под ногами лежали деньги.

– Оставьте меня в покое, – молил Лир, вжимаясь в стену туннеля. По его лицу текла кровь, алыми каплями капая в бороду. Покрытый царапинами и вмятинами саксофон неуклюже, безвольно висел у него на груди.

Его окружила небольшая толпа – больше двадцати, но меньше пятидесяти человек толкались и пихались, вот только это были уже даже не люди, а лишенная разума свора, пустыми глазами уставившаяся перед собой. И все пихали и драли друг друга в отчаянной попытке отдать Лиру свои деньги.

На плитках стены тоже темнела кровь – там Лир ударился головой. Лир отмахнулся от женщины средних лет с отрытой сумочкой и протянутой ему пригоршней пятерок. В жажде навязать ему свои сбережения она царапала ему лицо. Уворачиваясь от ее денег и ногтей, он потерял равновесие и упал.

Кто-то наступил ему на руку. Его лицо вдавили в россыпь монет. Зарыдав, Лир стал проклинать все вокруг.

– Я же предупреждал тебя не усердствовать, – произнес поблизости аристократический голос. – Ты меня не послушал.

– Помоги мне, – из последних сил выдохнул Лир.

– Что ж, обратное заклинание существует, – почти неохотно признал голос.

Толпа придвинулась еще ближе. Брошенный пятипенсовик распорол ему щеку. Сжавшись в комок, Лир зарылся лицом в колени, обхватив их руками.

– Сыграй ее, черт бы тебя побрал, – выдавил он сквозь слезы. – Все что хочешь… Только останови их…

Мягкая мелодия на свистульке эхом разнеслась по подземному переходу. Простая музыкальная фраза повторялась снова и снова и с каждым разом звучала чуть иначе: тема с вариациями от маркиза де Карабаса. Шаги стали удаляться. Поначалу медленно шаркая, потом все быстрее. Лир открыл глаза.