Роберт Хайнлайн - Пришелец в земле чужой

— Я так не думаю, Джубал. Конечно, Майку не повезло, он воспитывался не в цивилизованном обществе. Но здесь другое, здесь инстинкт.

— Сам ты инстинкт! Дерьмо!

— А я говорю, инстинкт. Я не всосал с молоком матери, что нельзя быть людоедом. Я сам знал, что это грех — страшный грех. Меня от одной мысли тошнит. Это чистый инстинкт.

— Дюк, — простонал Джубал, — как можно: ты разбираешься в сложнейших механизмах и не имеешь ни малейшего представления о том, как работает твое сердце или желудок. Твоей матери не было нужды говорить: «не ешь своих друзей, сынок, это нехорошо». Ты впитал это убеждение из нашей культуры, как, впрочем, и я. Всевозможные анекдоты о каннибалах и миссионерах, сказки, мультики, фильмы ужасов — разве это инстинкт? В древности каннибализм был в ходу у всего рода человеческого. И твои и мои предки были каннибалами.

— Ваши, наверно, были.

— Дюк, ты, кажется, говорил мне, что в твоих жилах есть доля индейской крови.

— Ну да, одна восьмая. А что?

— Это значит, что и среди твоих предков были каннибалы и тебя от твоих предков отделяет более короткий промежуток времени, чем меня от моих, потому что…

— Ты старый и лысый…

— Тихо! Ритуальный каннибализм был широко распространен в племенах коренного населения Америки — читай историю. Кроме того, будучи североамериканцами, мы можем иметь прадеда конголезца — вот вам, пожалуйста, еще один людоед. Даже если мы чистейшие англосаксы (что маловероятно: смешанные браки были, есть и будут), то это значит, что мы произошли от европейских, а не африканских или индейских людоедов. Все цивилизации начинались с людоедства. Дюк, глупо противопоставлять практику десятка последних поколений извечному инстинкту, по которому тысячи людей жили тысячу лет.

— Я не могу с вами спорить, Джубал, вы выворачиваете мои слова наизнанку. Я останусь при своем мнении. Пусть мы произошли от дикарей, но сами-то мы цивилизованные люди. По крайней мере, я.

Джубал ухмыльнулся.

— Из чего следует, что я дикарь. Что ж, сынок, несмотря на то, что мои условные рефлексы не дадут мне жевать твое филе, несмотря на укоренившийся во мне предрассудок против такой возможности, я считаю табу на каннибализм величайшим изобретением… именно потому, что мы не цивилизованные люди.

— Что?

— Если бы у нас не было этого табу, настолько сильного, что ты считаешь его инстинктом, я бы насчитал не один десяток человек, которым нельзя доверять даже при нынешних ценах на мясо.

Дюк не удержался от улыбки.

— Я бы, например, не рискнул зайти в гости к теще.

— А взять нашего южного соседа! Ты можешь поручиться, что мы не попали бы к нему в холодильник? А Майку я доверяю потому, что он цивилизованный человек.

— Что-о?

— Ну, не цивилизованный человек, а цивилизованный марсианин, если так понятнее. Я много говорил с Майком и знаю, что марсиане не жрут друг друга, как пауки. Они съедают тела умерших, которые у нас принято сжигать или закапывать в землю. Это формализованный и глубокий религиозный обычай. Марсианина никогда не рубят на мясо против его воли. На Марсе нет понятия «убить». Марсианин умирает тогда, когда он сам этого хочет и когда его друзья и души умерших предков позволяют ему это сделать. Решив умереть, марсианин расстается с жизнью так же легко, как мы с тобой закрываем глаза. Для этого не нужны ни насилие, ни болезни, ни снотворное. Вот он жив и здоров, а через секунду превращается в дух. Тогда его друзья съедают то, в чем он более не испытывает потребности, познавая его и воздавая честь его достоинствам. Дух присутствует при этом. Это своего рода бар-мицва или обряд конфирмации, после которого дух приобретает статус Старшего Брата, или старейшины, как я это понимаю.

— Боже, какой пещерный обычай! — Дюк скорчил гримасу.

— Для Майка это торжественная и даже радостная религиозная церемония.

— Джубал, неужели вы верите в эти сказки? — фыркнул Дюк. — Это людоедство плюс дичайшее суеверие.

— Я бы не рубил сплеча. Конечно, идею о Старших Братьях трудновато переварить, но Майк говорит об этом так, как мы говорим о дожде, прошедшем в ближайшую среду. Кстати, к какой церкви ты принадлежишь?.. — Я так и думал. В Канзасе это самое распространенное течение. Скажи, что ты чувствуешь, когда участвуешь в акте каннибализма, допущенном и освященном христианской церковью?

— Что вы имеете в виду? — Дюк вытаращил глаза.

Джубал торжествующе выпрямился.

— Ты был членом общины или только посещал воскресную школу?

— Я был членом общины и сейчас им остался, хотя редко хожу в церковь.

— Я подумал, что, возможно, тебя к этому не допускали… Но ты понял, что я имею в виду, — Джубал поднялся. — Дюк, я не стану обсуждать различия в обрядах. Не буду тратить время и на то, чтобы тебя перевоспитывать. Говори: уходишь? Если да, я тебя провожу. Если нет, будь любезен сидеть с нами, каннибалами, за одним столом.

Дюк, нахмурившись, подумал.

— Пожалуй, остаюсь.

— Помни: я ни за что не отвечаю. Ты посмотрел фильмы. Если у тебя не совсем пустая голова, ты должен понимать, насколько опасным может быть наш человеко-марсианин.

— Я не такой глупый, как вам кажется, Джубал, но я не позволю Майку выжить меня отсюда.

Помолчав Дюк добавил:

— Вы говорите, он опасен. Хорошо, я не буду его заводить. Он мне даже нравится.

— Все же ты недооцениваешь его, Дюк. Если ты испытываешь к нему дружеские чувства, лучшее, что ты можешь сделать — это предложить ему стакан воды. Понимаешь? Стать его братом по воде.

— Ммм… я подумаю.

— Помни, Дюк, все должно быть честно. Если Майк примет от тебя воду, значит, он доверяет тебе и будет полностью доверять в дальнейшем. Поэтому, если ты не готов верить ему и защищать его что бы ни случилось, лучше не пей с ним воду. Здесь или все, или ничего.

— Я понимаю. Потому и сказал, что подумаю.

— О’кей. Только не тяни: может быть поздно. Мне кажется, что очень скоро дела примут серьезный оборот.

Глава 14

Если верить Лемюэлю Гулливеру, то в Лапуте ни одна сколько-нибудь важная персона не могла беседовать ни с кем без помощи клименола (по-английски хлопуши), задача которого состояла в том, чтобы хлопать губами и ушами хозяина всякий раз, когда, по мнению слуги, хозяин хотел что-то сказать или услышать. С лапутянином-аристократом нельзя было поговорить без согласия его слуги.

Жители Марса не были знакомы с такой системой. Марсианские Старшие Братья испытывали в хлопушах такую же необходимость, как рыбы в зонтиках. Материальные марсиане могли бы держать хлопуш, но это противоречило стилю их жизни. Если марсианину требовалось несколько минут или лет на созерцание, он тратил на созерцание именно столько. Если в это время с ним хотел поговорить друг, другу приходилось ждать. Впереди вечность — куда торопиться? У марсиан не было понятия «торопиться». Скорость, одновременность, ускорение и другие абстракции от вечности существовали в марсианской математике, но не в повседневной жизни.