Вл. Гаков - НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 21

Моя героиня — тоже маленькая женщина, усохшая старушка с большими очками, румяная и ослепительно седая дама лет семидесяти пяти, глуховатая и от глухоты крикливая, фанатичная поклонница Джека Лондона.

Некогда, полвека назад, она гостила в Лунной долине, бывала в доме писателя, влюбилась в него со всем пылом и сентиментальностью 16-летней девчонки. Позже вышла замуж за невыразительного мужа, родила и вырастила невыразительных и благополучных детей, но на всю жизнь сохранила первую свою любовь с восторженно молитвенным преклонением перед высшим существом в образе кудрявого мужчины, сохранила столь же стойкую ненависть к Чармиэн — жене писателя и предполагаемой виновнице всех его бед.

Нет, виновницей Чармиэн не была. Просто она любила себя больше, чем мужа. Была прекрасной спутницей удалого молодца и никудышней — изможденного писателя.

Героиня сохранила любовь и. что важнее для сюжета, волосы писателя. И где-то в пятидесятых годах, когда наука впервые заговорила о клонах, разыскала автора идеи, передала ему заветные клетки с генами гения. А ныне, в семидесятых, в разных штатах в разных странах уже выросли копии — кудрявые сероглазые парни с хорошей улыбкой и скверными зубами, как две капли похожие друг на друга и на Джека, со всеми его задатками и недостатками то есть:

на диво трудоспособные и трудолюбивые, волевые, настойчивые, крайне требовательные к себе;

страстно жаждущие одобрения и уважения окружающих, склонные утверждать себя, добиваться авторитета в любом обществе, азартно вступая в азартную игру, принятую в этом обществе;

принимающие правила игры без излишней критики, оправдывающие себя, что везде надо играть по правилам, даже если сама игра сомнительна;

мечтающие о победах и преклоняющиеся перед чемпионами, в особенности в той игре, где сами потерпели поражение;

доброжелательные, снисходительные к людям, а к себе предъявляющие самые высокие требования, нередко выше сил человеческих, и надрывающиеся иногда из-за переоценки своих возможностей;

но в требовательности к себе самих себя обвиняющие в неудаче, согласные себя осуждать, себе выносить приговор (не было ли самоубийство таким самоосуждением?).

Клонам 22 года сейчас. Они вступили в жизненную игру. Пора проявить талант.

Что победит: талант или обстоятельства?

Вероятно, по-разному получится. Но ведь их десять. Статистика покажет.

И вот первая осечка: в худую компанию попал джеклон номер один.

В пятнадцатилетнем возрасте сбежал он из дому. Джеклонам это свойственно. Их прародитель тоже бегал. Номер первый помыкался, изголодался, случайно угодил в тюрьму… Там его пригрели гангстеры. Уголовники везде отщепенцы, но человеку неприятно себя корить, считать отбросом. Предпочтительнее оправдывать. Гангстеры утверждали, что они честнее честных. Те воруют тайком, ханжески, притворяясь добродетельными, а они грабят открыто, откровенно, с благородным риском для жизни и свободы. И они хвалились риском, удалью и бесстрашием, а также и безжалостной жестокостью, хвалились находчивостью, изворотливостью и несокрушимой верностью. Будто бы верная дружба у них была, дружба до последнего вздоха.

Подлинный Джек своевременно покинул своего тюремного наставника, вышел через черный ход из бара и был таков. Джеклон-1 не вывернулся. Он стал членом банды, принял правила воровской игры, всерьез поверил в уголовный кодекс чести. “Рисковым Джеком” прозвали его. И он оправдал свое прозвище, бравируя риском.

Миссис Кенингхэм (ослепительная старушка — считать ее матерью или бабушкой всех джеклонов?) нашла этого в камере смертников. Верный чувству бандитского долга, Рисковый Джек прикрывал отход банды. Он застрелил двух полисменов и был приговорен к смерти дважды. Достаточно и одной казни, но закон есть закон. За убийство стража при исполнении обязанностей полагается смертная казнь. За двоих — две смерти.

Друзья-гангстеры предали его. Джека выставляли организатором, всю вину валили на него. Все равно смертник, терять нечего. В одиночной камере красоваться не перед кем, и клон пал духом. Он писал длинные слезливые покаянные апелляции, обливал слезами веснушчатые руки миссис Кенингхэм:

— Бабушка, спаси меня, бабушка, я жить хочу.

Бабушка Кенингхэм спасла внука номер один. Наняла самых дорогих адвокатов, каких-то судей отвела, каких-то подкупила или уговорила, пробилась к президенту с прошением. В результате дело пересмотрели, смертную казнь заменили заключением, даже не пожизненным, всего на 99 лет. С месяц наголо обритая голова клона не сходила с газетных страниц, потом он вышел из моды, о нем забыли, даже мнимая бабушка посещала его не так часто, занятая поиском других клонов, более удачных. И что же в итоге? Год спустя клон-1 покончил с собой, задушил себя под одеялом рукавами собственной рубашки.

Плакал, прося спасти жизнь, и сам же себя уничтожил.

Я как понимаю: позерство оказалось главной чертой этого клона. Он жил как бы на подмостках; “подвиги” совершал, чтобы ратники видели, одобряли, хлопали по плечу, называли молодцом. Кто его мог видеть, кто мог одобрять в одиночке? Сиди и вспоминай, как ловко ты подстрелил двух “копов” с медными бляхами. Маловато материала для 99 лет. Стало ясно, что все позади, одобрений больше не будет никогда, жизнь кончена…

Все было у него от прародителя: усердие, требовательность себе, смелость, бравада… и такой пустой итог жизни!

Клона-2 долго пришлось разыскивать. Он тоже сбежал из дому когда исполнилось пятнадцать. Оказался в Южной Америке. Перепробовал там десяток профессий: был матросом, рыбаком, билетером на бое быков, ловил змей для зоопарков, искал зарытые клады инков, заблудился в джунглях, чуть не погиб от голода. В конце концов его подобрала и усыновила сердобольная жена шахтера. И стал он шахтером, как приемный отец и сводные братья.

Стал славным рабочим парнем, рабочей косточкой, рубал уголек, лежа на боку: так принято было во всем мире в начале века а в Латинской Америке и по сей день. Руки были дешевы там, и владельцы копей не спешили с механизацией. После смены, черный от въевшегося угля, гордо шагал по поселку; в праздники лихо отплясывал, считался заводилой на отдыхе, а на работе — яростным защитником правды, страстно выступал на митингах, входил во все стачечные комитеты.

Когда Красный Педро поднял свое отчаянное и безнадежной восстание в Парагвае, Хуан Гринго (так прозвали клона-2 в его новой семье) вступил в партизанский отряд из первых.

История восстания общеизвестна. Педро — рыцарь и Дон-Кихот революции — свято верил в пушкинскую строку: “Из искры возгорится пламя”. Верил, что к искорке — его партизанскому отряду — присоединится сразу вся страна, а за ней и окрестные страны. Потому и выбрал Парагвай — центр материка. По соседству Бразилия, Аргентина, Боливия, за ними Чили и Перу. А там Колумбия, перешеек… за год пламя докатится до Соединенных Штатов.