Сергей Михайлов - Шестое чувство

Марками я увлекался с детства. Впрочем, в те далекие безмятежные времена у нас каждый второй мальчишка бегал с дешевым кляссером под мышкой, в котором лежало что-нибудь эдакое, особенное, и все мы знали, что вон у того есть "колония", которую он отдаст только за три "Америки" или, в крайнем случае, за две "Африки" ("Гвинею" не предлагать!), а у этого есть полная серия (все двадцать шесть!) бабочек княжества Фуджейра, которую он готов махнуть исключительно на серию афганских цветов; "Польша", "Румыния" и "Чехословакия" шли штука за две "наших". Изредка на нашем марочном рынке всплывала какая-нибудь экзотика вроде "Ньясы", "Кохинхины", "Фернандо По", "Занзибара" или "Оттоманской империи". Да, золотое было время!.. С тех пор большинство бывших мальчишек забросили потрепанные кляссеры на чердаки и вспоминают об увлечении детства лишь по великим праздникам, и то не каждый год. Я же сохранил в своей душе эту страсть по сей день и, признаюсь, не жалею об этом.

Идя к ближайшему метро по темным сырым переулкам, я мысленно был все еще там, у старого чудака-филателиста, вызывая в памяти десятки и десятки марок, которые только что длинной чередой пронеслись перед моим восхищенным взором. Я ясно видел их: потертые, прошедшие через многочисленные руки, порой теряющие ценность из-за повреждения перфорации, но тем не менее представляющие немалый исторический интерес, -- и целые, не тронутые ничьей посторонней рукой и лишь пожелтевшие от времени и длительного хранения в пыльных альбомах экземпляры -- все это целительным бальзамом изливалось на мою страждущую душу и отвлекало от печальных дум. Я шел и никак не мог вспомнить, каким же годом датирована та итальянская марка с портретами Гитлера и Муссолини, и сколько экземпляров из бесконечной серии с изображением профиля Гинденбурга удалось собрать моему коллекционеру -тридцать шесть или тридцать восемь?..

-- Эй, отец, курево есть? -- услышал я вдруг грубый, резкий голос.

Я остановился. На противоположной стороне улицы, чуть впереди, четко обозначились три фигуры молодых парней из клана "металлистов" -длинные, мокрые сосульки волос, ржавые цепи, заклепки, наручники, кожаные куртки и плакат "Трэш -- норма жизни!" Меня взяло сомнение, знают ли они вообще, что такое "трэш" (я-то знал, и причем весьма основательно -- благодаря Василию, который с утра до ночи гонял свой "Панасоник"), и уж совершенно не был я уверен, что какой-то стиль музыки, пусть даже и "трэш", может и должен быть нормой жизни. Вся эта демонстрация -- дань моде, -- решил я, -- не более. При встрече с такими молодчиками я обычно старался обходить их стороной и не задевать, дабы не быть задетым самому, но в данном случае вопрос был обращен лично ко мне и не ответить на него я не мог.

-- Не курю, -- соврал я, хотя курева у меня, действительно, не было. Я пошел было дальше, но тут же услышал, как кто-то из них зло процедил сквозь зубы:

-- Жлоб! -- и добавил нечто длинное и неподдающееся воспроизведению на бумаге.

Мне бы пройти мимо и сделать вид, что я ничего не слышал, но какой-то дурацкий авантюризм и совершенно никчемное сейчас чувство собственного достоинства толкнули меня на этот опрометчивый шаг -- я остановился, пересек узкую улочку, проник телепатическим щупом в мозг каждого из них и вдруг брякнул со злорадством и решимостью утопленника:

-- Это кто, я жлоб? А пачку "Винстона" кто зажал, тоже я, скажешь?

-- Чево-о? -- удивленно промычал один из них, тот, что с наручниками на поясе. -- Какую еще пачку? Ты что, спятил, предок?

-- Ну, я тебе, положим, не предок, -- распалялся я все больше, -а пачку ты у Кинга свистнул, из его сумки, десять минут назад, когда вы у "Зарядья" терлись. Вру, скажешь?

-- Послушай, Дэн, что он несет? -- спросил у приятеля Кинг, тот что постарше и поздоровее.

-- А я почем знаю? -- Дэн с нескрываемой злобой смотрел на меня, кулаки его сжались и захрустели от напряжения.

Кинг открыл свою утыканную медными заклепками сумку и нахмурился.

-- Пачки нет. Дэн, твоя работа?

-- Да ты чего, Кинг, поверил этому плешивому? -- закипятился Дэн, скорчив мину оскорбленного до глубины души праведника. -- Да чтоб я...

Но Кинг не слушал его. Он в упор и с неприязнью смотрел на меня и также сжимал кулаки.

-- Ладно, с Дэном я разберусь, и если он действительно спер сигареты, он свое получит. Мне другое интересно: ты-то откуда знаешь об этой пачке, а?

"Ах ты, сопляк! -- возмутился я в глубине души. -- Ты мне еще допрос учинять будешь!.."

-- Вы чего, мужики, пачку "Винстона" зажали? -- встрял третий "металлист" -- тот, что с плакатом.

-- Умри, -- оборвал его Кинг и снова уставился на меня. -- Ну так как же, плешивый?

-- Ну хорошо, пусть я плешивый, -- усмехнулся я недобро, с каждым словом увязая в этой опасной трясине все глубже и глубже, -- зато чужих кассет, Кинг, я не продавал. Так сколько Левон тебе за нее отсыпал? Двести целковых, если не ошибаюсь?

Кинг грозно двинулся на меня.

-- Ну ты, ублюдок, -- зашипел он, -- заткни свою пасть, пока я тебе зубы не проредил.

-- Это он о чем? -- спросил молодчик с плакатом, подозрительно косясь на Кинга. -- Это он что, о моей кассете? А, Кинг?

-- Да цела твоя кассета, Сынок, цела! Отвяжись! -- Кинг собрал своей пятерней плащ у меня на груди и с силой сжал его в кулаке. -- Ты откуда взялся, плешивый? Тебя что, Слон подослал?

-- Убери руки, Кинг, -- промычал я, трепыхаясь в его клешне, словно муха в паутине, -- и в ваши делишки со Слоном меня не путай. Слон влип со своими камешками, и ты, Кинг, знаешь это не хуже меня.

-- Вот оно что! -- злорадно произнес Дэн, приближаясь к Кингу. -А я все никак не мог понять, Кинг, куда же это наши...

Сильный удар в челюсть отбросил меня на середину мостовой. Кинг подул на левый кулак и повернулся к Дэну.

-- И ты веришь этому гаду? Да это же мент, у него на роже написано!

-- Мент? -- Дэн задумался. -- Ну, тогда другой разговор.

Я, кажется, слегка переиграл. Даже не слегка, а очень даже основательно. Единственное, на что я рассчитывал -- это немного проучить этих лохматых грубиянов, но дело вдруг обернулось таким образом, что проучили меня -- и проучили весьма прилично. Вместо того, чтобы приступить к выяснению отношений с Кингом, Дэн при слове "мент" внезапно весь ощерился и по-кошачьи стал подбираться ко мне. Я в этот самый момент пытался встать на четвереньки, но страшный удар ногой поддых вновь свалил меня на мокрый асфальт. Я больно ударился затылком о парапет и на миг потерял сознание. Но только на миг -- уже в следующий момент я увидел перекошенные злобой и яростью лица Дэна и Кинга и их мелькающие в воздухе ноги. Ноги не просто мелькали -- ноги месили мое бедное тело. В какой именно момент к ним присоединился Сынок, я не заметил, так как во избежание еще более крупных неприятностей, грозящих увечьями, я обхватил голову руками и сжался в комок. Было мокро, больно и очень скверно на душе.