Жюль Мэнн - Сокровища града Китежа

Шарахались шариками под колеса ожесточенные рязанские псы и пытались прокусить шины. Но шины были упруги и не собачьим зубам ухватить их! А целеустремленность наша была ясна и непреклонна.

Ну вот и вокзал.

Вокзал, господа! Вы чувствуете этот запах, специфический запах путешествия и приключений, которым пахнут все вокзалы мира? Они еще пахнут карболкой, — гигиена — мать здоровья! Но ведь карболка никогда не мешала романтике, а романтика всегда мирно уживалась с карболкой. Итак, — романтика!

Извольте! Внимание, — романтика!

— Товарищ милиционер, нам не на кого оставить машину, не откажите в любезности присмотреть за ней!

Немедленно и строго нам было отказано в любезности.

— Не могу! Я на посту!

— Ах, бросьте поститься, товарищ милиционер! Пост — это религиозный дурман! А, впрочем, почему такая чрезмерная веселость и двусмысленные каламбуры? Нам некогда. Вот пришел наш поезд, мы спешим. Прощайте, товарищ милиционер!

— Носильщик! Еще один!

Мелкой рысцой побежали на перрон наши чемоданы, а за ними и мы. На душе у нас неспокойно. Мы встревожены. Что за таинственная погоня? Кто бы мог гнаться за нами?.. И не догоняет ли он нас, этот таинственный неизвестный? Не на вокзале ли он?

Уже все улажено. Мы в вагоне. Уютно покоятся тут же с нами наши прекрасные французские чемоданы. Но до отхода поезда еще десять минут. Я выбегаю из вагона. Мчусь по перрону. Выхожу на площадь. Право, если бы не мое тревожное состояние — я расплакался бы от умиления. Милиционер, тот самый милиционер, который на посту, заботливо отгонял подобравшихся ребятишек, очевидно, будущих автомехаников, заинтересовавшихся системой нашей машины. Но милиционер один, а ребятишек около десятка. Одному справиться трудно. В особенности, если и автомобиль и ребятишки — беспризорные. Тоскующими глазами глянул милиционер на вокзал и, заметив меня, радостно замахал рукой:

— Иди, мол, получай свое добро!

Но минуты промчались. Я слышу звонок. Погони нет никакой. Скачками возвращаюсь на перрон. И как раз вовремя. Язвительно пыхтит паровоз и, словно рассердившись, дергает вагоны. Я в вагоне.

— Прощайте, товарищ милиционер!

Завтра в местной газете будет сообщение о беспризорном, подкинутом милиционеру автомобиле.

Беспризорный автомобиль в Рязани на вокзале — это чистейшей воды романтика! Нет, уж лучше не спорьте, все равно не соглашусь, — романтика!

Ф-фу! Наконец-то можно вздохнуть свободно! Мы в поезде, мы с быстротою поезда приближаемся к нашей обожаемой родине. А впрочем, какие уж тут свободные вздохи, когда налицо имеется эта совершенно непонятная вам, дорогой читатель, да и мне самому, погоня. Хотя, быть может, это нам просто почудилось с перепугу, а на самом деле никакой погони нет и не было?

Но, все-таки, чтобы соблюсти все приличия, мы будем волноваться до самой границы и вы, если вы порядочный и приличный читатель — добросовестно проделывайте то же. Волнуйтесь, как можно сильнее волнуйтесь!

Как вы думаете, догонят нас, или не догонят и мы благополучно доедем до границы?

О, я вижу, вы очень догадливы и хитры! Вы сразу вспоминаете предисловие и то, что эту рукопись я передал сотруднику русского издательства во Франции, — стало быть, не догонят!

Да, сознаюсь, конечно, это так, но вы все-таки волнуйтесь, ведь этак, с волнением-то, будет много интересней. Что же это за приключенческий роман без погони и без волнения?

Очевидно, события последних дней повлияли на мой характер. Я стал необычайно легкомыслен и болтлив. Но все же, — к делу!

Утро застало нас в Москве. Эта ужасная несогласованность в расписании поездов! Четыре часа, вдумайтесь только, это при наличии возможной погони, четыре часа мы должны ожидать поезда!

После краткого совещания мы решили сдать наши чемоданы на хранение. Да и в самом-то деле, — ведь не станут же их вскрывать, а сквозь фибру никто ничего не увидит. Ну, а рентгеновские лучи в камерах хранения багажа пока не применяются. А напрасно! Много бы занятного можно было увидеть!

Итак — четыре часа! Мы решили в последний раз посмотреть на Москву и сели в трамвай. Мною и дорогим учителем овладели лирические воспоминания. Перед нашим духовным взором, увлажненным духовной же слезой, проносились и туземный азиатский коньяк № 100, и две премилых девицы со своими братьями, этакими широкоплечими азиатами, и мадам Заварова, и трогательные купцы толкучего рынка, словом, все милые персонажи, которые в начале романа любезно знакомили нас с Москвой. Только Бартельс, у которого в груди, вероятно, не сердце, а камень — был мрачен и свиреп.

Но что это? Я протер глаза и встряхнул головой, стараясь избавиться от наваждения. Дорогой учитель мгновенно покраснел, а затем побагровел. Глаза Бартельса налились кровью и волосатые кулаки грузно и угрожающе улеглись на коленях.

Но трамвай цвиринькнул звонком. Вывески магазинов побежали назад — и все исчезло.

Несомненно, это было наваждение. А вы говорите, господа, что в наш век не может быть никаких сверхъестественных, чудесных вещей. Вот только что все мы трое, вы понимаете, — трое, а не я один, видели воочию, собственными глазами…

Но позвольте, позвольте, — что это? Караул!

Что это?

Словно ужаленные, вскочили мы со скамьи, растолкали публику и на ходу выскочили из вагона.

Караул! Что это? Мы сходим с ума! Мы галлюцинируем!

Свисток. Милиционер. Толпа любопытных закрыла от нас эту ужасную, эту невероятную вещь.

— Граждане, платите штраф за нарушение…

— Ах, штраф, штраф! Вот ваш штраф!

— Да нет, постойте, куда же вы? Я квитанции…

Мы отмахнулись. Мы выбрались из толпы. Мы подскочили к стене. Мы смотрели то на стену, то друг на друга.

— Ущипнемся! — робко произнес Оноре Туапрео.

Мы ущипнулись и почувствовали боль. Но все же, все же, вот тут, перед нами, черным по белому:

Большой Академический Театр

Последний раз в сезоне

СКАЗАНИЕ О ГРАДЕ КИТЕЖЕ И ДЕВЕ ФЕВРОНИИ.

Мы стояли. Мы смотрели. Мы не понимали. Мы балдели.

А буквы, жирные, наглые буквы словно палками дубасили нас по башкам:

СКАЗАНИЕ О ГРАДЕ КИТЕЖЕ…

Итак, оказывается, они все знали! Они все знают! Они все знают! Бежать! Бежать! Скорей бежать на вокзал! Наши чемоданы!

От растерянности и волнения нам не пришло в голову вскочить в трамвай, взять такси или извозчика. Мы бежали, как загнанные звери. Мы «бежали пешком».

А на каждом углу, на каждом перекрестке смеялись над нами наглыми, жирными буквами:

СКАЗАНИЕ О ГРАДЕ КИТЕЖЕ…