Вероника Кузнецова - Дневник штурмана

— А вас, мисс? — спросил первый штурман, чуть-чуть усмехнувшись.

По-моему, его кандидатуру отклонили за вредность.

— На всякий случай я тоже приму её совет к сведению, сэр, — согласилась я.

— Полагаю, вам ничего не хочется добавить, мисс? — холодно осведомился командир.

— Мне нечего добавить, сэр, — ответила я.

Встреча с Сергеевой не оставила такого тяжёлого осадка, как прежде, да и не могла оставить, ведь она не говорила ни о крови, ни о мёртвых, ни о книге с чёрной записью, поэтому я провела время до обеда очень спокойно. Зато когда мы втроём пошли в столовую, меня охватила тревога. Я очень боялась, что мисс Фелисити выдаст свою дурацкую вражду ко мне, вновь не подав мне вилку. Как я объясню командиру отсутствие вилки? Что я её об этом специально просила? Но к моей величайшей радости, горничная оказалась на высоте: у моей тарелки не хватало перца, а вилка лежала на своём законном месте. Кстати, мне надо было догадаться о зарождающейся симпатии мисс Хаббард к сеньору Агирре заранее, ещё когда негритянка попросила передать ей соль, ведь её собственная солонка стояла перед ней и ей незачем было по этому поводу обращаться к соседу, если бы она не хотела завести с ним разговор. Как всё-таки крепок русский человек задним умом: чтобы осознать такую простую вещь, мне понадобилось дождаться мщения мисс Фелисити.

Ещё я узнала, наконец, что подтянутый энергичный пожилой мужчина с очень заметной сединой — бразилец Жозе Араужо, тот самый одинокий учёный, про которого как-то говорил командир, а следовательно, второй пожилой мужчина с сединой и сонными глазами — австриец Стефан Кондор. Теперь белых пятен в моём списке нет, хотя я и не пойму, зачем мне всё это было нужно. Удивляюсь даже, как напряжённо я следила за группами, на которые разбились наши учёные. Теперь же весь мир заслонили Серафима Андреевна и моя новая теория взлётов. Я и в столовой думала об этой теории. Чувствую, что уже стою на пороге, что разгадка совсем близка, а в руки мне она пока не даётся. Чувство мучительное, неприятное, мозг утомляется, не находя удовлетворения, и сама себе кажешься бредущей в полной темноте.

После обеда мы с бортинженером вновь сидели в рубке одни, и был мне этот тип очень неприятен, потому что я терпеть не могу исполнительных выскочек, у которых нет своего я. А потом мне вдруг вспомнились слова Серафимы Андреевны: "Бойтесь зла в себе", и мне стало неуютно. Неважно, что она имела в виду и имела ли в виду что-то конкретное, но я за полторы недели общения со своими монстрами накопила в себе достаточно зла. Я по очереди и неоднократно успела возненавидеть и командира, и первого штурмана, и бортинженера. Пора бы уже остановиться. Люди как люди, с обычными человеческими недостатками, но не такие уж плохие. Я тоже способна вывести из себя даже самого терпеливого человека, когда захочу, так что мне надо поменьше злиться и побольше думать о собственных неприятных чертах характера. Так что сейчас, кончая записи в дневнике, я решаю для себя освободиться от зла, которое я накопила в душе.

Р.S. Чуть не забыла сказать, что горничная за ужином вновь не подала мне вилку, и мне пришлось выждать момент, когда повар точно не услышит, и просить её принести.

3 февраля

Утром, выходя из каюты, я наткнулась на Сергееву, которая с отрешённым видом стояла под самой дверью.

— Здравствуйте, Серафима Андреевна, — сказала я. — Здесь находиться запрещено.

По-моему, этой женщине закон не был писан, и все, включая командира, махнули на неё рукой. Ясно, что она стоит здесь давно, а мистер Уэнрайт, который, конечно, уже ушёл в рубку, не отправил её восвояси. А может, отправил, да она вновь вернулась.

— Наташа, впусти меня в каюту, — настойчиво попросила Сергеева. — Я должна туда войти. Там что-то есть. Я чувствую, что там что-то есть.

Мне опять стало очень страшно. Эта ведьма чувствует, что в моей каюте что-то есть, а я сплю там безмятежно всю ночь, ничего не подозревая. Но что может там находиться, если там и развернуться-то негде? Маленькая, тесная, но очень уютная каюта, где ничего не спрячешь. Может, строители зачем-то заложили в переборку клад или кто-то спрятал контрабанду?

— Это запрещено, Серафима Андреевна, — возразила я.

В этот момент соседняя дверь отворилась, и вышел командир, изменивший своей привычке встать ни свет ни заря.

— Доброе утро, сэр, — поздоровалась я в уверенности, что он сразу же прогонит Сергееву, а у меня спросит, о чём она говорила.

Мистер Уэнрайт начал со второго.

— Доброе утро. Что говорит мисс Сергеева?

— "Наташа, впусти меня в каюту, потому что я чувствую, что там что-то есть". Наташа — это моё имя, сэр.

Взгляд механизма был совершенно бездушен.

— Не могли бы вы выполнить её просьбу, мисс? — спросил он.

Я была поражена, потому что командир давал разрешение на нарушение правил, но и прекрасно его понимала, ведь интересно было бы узнать, что находится в моей каюте. Я даже заподозрила, что мистер Уэнрайт специально задержался, потому что увидел Сергееву и надеялся, что она повторит свою вчерашнюю просьбу впустить её в каюту. Меня тоже разбирало любопытство, но вместе с тем было очень неприятно и даже тревожно впускать странную женщину к себе. Лучше бы она заинтересовалась каютой командира, раз он такой добрый, что готов впускать в чужие каюты ведьм.

Я прикинула, в каком виде оставила своё жилище. Там было чисто, койка аккуратно застелена, вещи убраны. Дневник лежал в шкафу под бельём, и это была моя закоренелая привычка, которая выполнялась автоматически. Не то, чтобы я не доверяла людям, но не хотела, чтобы Зина, зашедшая ко мне в моё отсутствие за какой-нибудь вещью, заглянула в лежавшую сверху тетрадь, поэтому и решила во избежание недоразумений прятать дневник в шкаф.

— Если это необходимо, сэр, — сказала я, показывая, что не слишком довольна его просьбой.

Я распахнула дверь, и Сергеева, напрягшись в ожидании какого-то открытия и перестав замечать нас с командиром, медленно прошла внутрь. Она остановилась у самого порога, и мы видели лишь её спину. Вдруг жуткий вопль заставил нас вздрогнуть, и Серафима Андреевна отступила в коридор. На её лице был написан ужас, смертельный ужас, будто её ужалила ядовитая змея. Она ощупывала свою голову, вновь впивалась взглядом в дверной проём и глухо стонала.

— Что с вами, мисс? — попробовал успокоить её мистер Уэнрайт, но странная женщина оттолкнула его и удалилась, хватаясь за голову и, кажется, не сознавая, что делает.

Меня пробирала дрожь, и я со страхом смотрела на свою каюту, где скрывалось то невидимое, что ужаснуло Сергееву. Как я могла спокойно спать этой ночью и даже видеть приятный сон? Теперь мне казалось, что у меня в каюте притаилось какое-то опасное существо, готовое прыгнуть на меня, едва я войду. Даже в серых глазах командира мелькнула тревога, но лишь на краткий миг, потому что они тут же вновь выразили нерушимое спокойствие.