Циклы "Антимир-Восточный конвой-отдельные романы.Компиляция.Книги 15. Романы-16 - Владимир Дмитриевич Михайлов

не вооружены приборами? Но до сих пор они меня не видят. Значит — нужно подобраться до предела возможного — и затаиться, потому что в таком положении самое безопасное место — под самым боком противника: другие станут искать тебя где угодно, только не тут. Зато если там начнется какой-то разговор — я, пожалуй, услышу. Капсула-то у меня с собой, жаль, что ноктовизор пришлось оставить — уж очень он выпирал бы из кармана… Вот так. Дальше не ходить. Лечь на землю. Прижаться, как к любимой женщине…»

Он так и сделал. Что-то и на самом деле стало слышно.

Хотя о связности думать не приходилось: даже капсула доносила лишь отдельные звуки. Но уже ясно было, что разговаривают двое. Придется одним ухом слушать разговор, другим — всё остальное. Что у них там за диалог выстраивается? Ну-ка, ну-ка…

(Один голос:)

— …не очень поддался, хотя… может быть… действительно… (бур-бур-бур).

(Другой:)

— …и все же… не свернет… конвой должен… засвечивать… (бур-бур-бур) отправить на базу…

— В таком случае надо… (и вовсе неразборчиво).

— А если… женщина… крик ночью… (дальше каша).

— (Бур-бур-бур) женщина… (дальше не понять).

— Женщина… (невразумительно).

— З-з-з-з-з… Орланз… Женщина… З-з-з-з…

— Время… Но я… конвой… женщина… и он… (бур-бур-бур)…

«Да, — подумал Милов. — Могли бы все-таки говорить и более членораздельно. Подумать о моих удобствах. Пока я понял только, что женщина их очень интересует, только не знаю, какая и по какому поводу. То ли это ссылки на Лесту, а может быть, речь о Зиле — тоща надо ожидать, что и она тоже вступит в игру. Да, к этому надо быть готовым. Ну, а что там были за упоминания о конвое и времени? Можно выстроить такое умозаключение: через какое-то время, не слишком, видимо, долгое, конвой должен снова тронуться в путь — на Базу, вероятно. И они, по-видимому, не очень хотят, чтобы я был тому свидетелем. Им нужно или убедиться, что меня тут уже нет, или, наоборот, что я есть — и тогда сделать так, чтобы меня и на самом деле здесь больше не стало.

Убедиться; но как? В таки случаях ловят на живца. На что я, по их представлениям, могу клюнуть? На женский крик, призыв о помощи? Черт, но если они так думают — значит, меня идентифицировали с тем субъектом, который нарушил правила поведения в городе. Кстати, этого они могут как раз не знать. Хорошо, если так. Потому что в ином случае выходит, что они знают обо мне больше, чем им положено. Веселый разговор.

Значит, так: глухой ночью где-то поблизости раздается женский крик. Искренний, отчаянный. Ожидается, что рыцарь и дамский угодник, что стало ясно всем после городского эпизода, — сей паладин стремглав выскочит из своего убежища и кинется выручать красавицу. И тут его вяжут. Хрестоматийно. Если же он не бросается на помощь — а крики все отчаяннее, потом они начинают прерываться, становятся хриплыми, просто-таки предсмертными, дама никак не может расслабиться, чтобы получить максимум удовольствия, — итак, если он не бросается, значит, его здесь нет и надо переносить ловчие сети в другое место. Ну, что же: вполне возможный вариант. Боюсь только, что так они Милова не возьмут. И вообще вряд ли возьмут. Слишком давно уж он играет в такие игры».

Он вспомнил вдруг: Мирон, по словам Лесты, говорил что-то о том, что ему, Милову, сюда приезжать вообще, не стоило. Однако, дорого, как говорится, яичко ко Христову дню… А игра началась не сегодня. Давненько уже она началась.

5

(134 часа до)

Для Милова все игры начались с ракетного скандала.

Основы его были заложены давно: задолго до конца Империи, в годы ее закатного великолепия, на территории, впоследствии получившей название Каспарии, было размещено некоторое количество ракет среднего радиуса действия с разделяющимися боеголовками — нет нужды говорить, что были эти головки ядерными. Когда Империи не стало, так называемая мировая общественность начала проявлять искреннее беспокойство по поводу судьбы этого опасного великодержавного наследства: ядерное оружие вообще опасно, но оно становится на порядок опаснее, оказавшись в руках слабого государства, которое может — в приступе ли отчаяния, или мании величия — в один роковой миг нажать кнопку. Поэтому правительству Каспарии было незамедлительно заявлено о необходимости как-то освободиться от опасного реликта империи. Откровенно говоря, никто не ожидал каких-либо осложнений: всякому было ясно, что у Каспарии нет ни возможности, ни нужды содержать ракетные войска, и не было сомнений в том, что правительство молодой страны с радостью согласится избавиться от ракет. Однако, неожиданности чаще всего возникают именно в совершенно прозрачных ситуациях. И на сделанные предложения (все расходы по ликвидации ракет и вывозу их для этого за пределы страны международные организации брали на себя) последовал совершенно немыслимый ответ: правительство Каспарии наотрез отказалось расстаться с ракетами, сперва объявив их национальной собственностью, а потом, противореча самим себе, сообщили, что отдавать, собственно, нечего: ракеты уничтожены на месте, а ядерная взрывчатка отдана науке. Никто не сомневался в том, что это было вранье, однако, доказательств не было.

Этот демарш был встречен в мире с растерянным возмущением. Организация Объединенных Наций, ее Совет Безопасности сразу приняли соответствующие постановления — но безрезультатно. Пошли уже разговоры о применении вооруженной силы, но тут дело зашло в тупик: ни у кого не хватало решимости послать войска в маленькую страну, исторически лишь недавно начавшую контролировать собственную территорию.

тогда задумались о компромиссном варианте: не применяя вооруженных сил официально, послать рейнджеров, которые, будучи снабжены необходимой техникой, просто-напросто выкрадут ракеты со стартовых площадок и вывезут их на вертолетах — и дело с концом. То есть, шум бы, конечно, поднялся, все маленькие страны мира постарались бы устроить грандиозную обструкцию; но любой дипломатический шум — ничто по сравнению с взрывом хотя бы одного реального ядерного заряда, пусть и не стратегического, а всего лишь тактического класса. Такой вариант (не обсуждавшийся, разумеется, открыто, но анализировавшийся в узком кругу и при наглухо замкнутых дверях) получил негласное одобрение всех, от кого зависела его реализация, и дело закрутилось.

Началом, как всегда, была разведка. В то время проникновение на территорию страны не представляло еще такой сложности, как сейчас, да и в те дни на местах оставалось еще вполне достаточное количество информаторов. Результат был неожиданным:, ракет на базах более не оказалось, они были сняты и вывезены в неизвестном направлении после того, как малочисленная охрана их — единственные из персонала баз, еще остававшиеся на чужой территории — подверглись вооруженному нападению