Сергей НАУМОВ - Iskatel 1979 3

С трудом миновал болото. В кровь порезал руки осокой, на­мок по пояс и перепачкался липкой грязью. Впереди, отбра­сывая густые тени, заредел лес, налитый шорохами, духом близкого моря и тревогой.

Под ногами заскрипел перемолотый волнами ракушечник, за­гремела обкатанная морем мелкая галька. Добежал к большой гранитной глыбе, постоял, прислушиваясь, и сполз спиною по камню к земле. Песок вокруг гранитного обломка был пе­ресыпан блестящими чешуйками. Вышелушивали их из камня цепкие корни мхов, выбивали крепкие удары солнца и моро­за. И уже волны и ветры разносили окрест искрящееся слюдя– кое богатство.

…И зыбко закачалась перед глазами Розенкранца приманка, о которой горячим шепотом заливал уши английский послан­ник. Она виднелась такой же искрометной, но только звонкой и тяжелой, мягкой на зуб и даже сладкой на привкус. И уже не слюдяные блестки взвихривались ослепительными прядями из-под обода закатного солнца — перед смеженными ресница­ми плясали золотые луидоры, рубли, кроны, франки… От бли­зости этого червонного огня датчанину стало жарко. Он уже не чувствовал холода, источаемого ослизлым камнем…

Когда над морем тускло вызвездило, Розенкранц осторожно стал пробираться по песчаным наволокам к западной оконеч­ности мыса, откуда за качавшимся туманом были видны рос­сыпи света шведских кораблей.

Теплая ночь обещала погоду. Под неярким светом" месяца бархатно заблестела на земле темнота. В этой темноте и про­пал беглец.

Русских постов поблизости не оказалось. Послушав текучий шум воды, датчанин окунулся по пояс. Плыл долго и тихо, без всплесков, потом различил впереди силуэт сторожевой шлюпки, растянутый неясным лунным светом. Глухой просту­женный голос окликнул по-шведски из вязкой темноты:

—   Кто плывет?

—        Свои! — захлебываясь, отозвался Розенкранц, хватаясь за борт рубчатыми и пухлыми, как у утопленника, пальцами.

Поджидавшие в лодке матросы проворпо вытащили его из воды. Лица шведов были суровы и недоверчивы — готовые на все.

—       Пароль? — спросил угрюмый длиннолицый матрос, держа руку на рукоятке кинжала.

—       Месть принцессы! — пролепетал Розенкранц, стуча от холода зубами.

15Сэр Рой Дженкинс угрюмо осмотрелся.Каюта шведского адмирала Ватранга на фрегате «Бремен», пропахшая морем, кнастером и одеколоном, напоминала каби­нет редкостей: дорогая мебель, бронза, штофные и гобеленовые обои, итальянские картины.Ватранг, надменно-гордый, стоял у клавесина — в синем суконном камзоле с блестящими пуговицами, при кружевном галстуке и в ботфортах с твердыми негнущимися раструбами. На бедре — длинная, в дорогих ножнах, шпага, руки заведены за спину. И одежда и поза — точь-в-точь Карл XII на портрете, такие же и глаза — строгие и несколько рассеянные. Снимая перчатки, Дженкинс холодно улыбнулся.

— Адмирал! Мой приезд для команды фрегата должен оста ваться в тайне. Я — частное лицо, скажем, торговец шерстью. Мистер Гаукинс или кто-то в этом роде…

Ватранг снисходительно оглядел англичанина.

—   Хорошо, хорошо.

— На корабле есть пастор, господин адмирал? — в глазах британца блеснула хитрость.

—   Кажется… Да, есть, недавно прибыл из Стокгольма.

—   Я с ним хотел бы повидаться.

Адмирал тихо и властно позвал дежурного офицера. Мягко скрипнула дверь каюты.

—  Прислать ко мне пастора! — приказал Ватранг, не пово рачиваясь к вошедшему.

Толстый офицер оглядел гостя и, звякнув саблей, вышел.

—   Вы, мистер Гаукинс, прибыли ради встречи с пасто ром / — спросил Ватранг.

—   Скажите, господин адмирал, — ответил Дженкинс вопро сом на вопрос, — вы внимательно наблюдаете за Петром?

—   Еще бы! — у адмирала заметно порозовели щеки: вопрос был бестактным. : — Мне известен каждый его шаг.

—    Где же сейчас этот незадачливый мореход?

—А разве этого не знает английский король? В Ревеле.

—Вы в этом уверены? — дипломат ладонью прикрыл лицо, чтобы скрыть смеющиеся глаза.

—Из порта не выходил ни один корабль.

—    И все-таки его там нет. ^

—    Не может быть! — горласто и трубно вырвалось у Ват ранга.

—     Странная у вас уверенность, господин адмирал, — избе гая испепеляющего взгляда Ватранга, Джепкинс рассеянно за гляделся на итальянские картины.

Ватранг потяпулся за табакеркой, жадно втянул ноздрями острую пахучую пыль и едко пошутил:

—            Значит, он в другом месте! — чихнул громко, неуважи тельно — в сторону Дженкинса, в удовольствии блеснул еле зой и помял переносицу пальцами. И, теряя самообладание, продолжил, скрытно злобясь. — Это вы, англичане, помогаете ему во всем! Почему продаете Петру свои корабли?

—             Продажа — суть дело коммерции, господин адмирал, — с кислой физиономией ответил дипломат. — А политика на чинается там, где купленный фрегат идет ко дну… Почему вы до сих пор не перетопили русские корабли?

— Почему?! — швед вскочил и зашелестел по коврам тяже лыми ботфортами. — Потому, что до этого лета у России не было флота! И, во-вторых, до сих пор мы возились с войсками Петра на суше. Вы забыли, мистер Джепкинс… то есть Гау-

'Й^ВсХавились под Полтавой, — бесстрастно ввернул Дженкинс.Ватранг задохнулся — по щекам пополз бледный разлив.

— Я перетоплю русские галеры! Клянусь священным именем короля! Про Полтаву все забудут!

Джонкинс молодо засмеялся.

— На Руси справедливо говорят — не хвались, идучи на рать! Мысль проста и мудра чрезвычайно, не правда ли?

— На суше — может быть, — с холодной язвительностью отрезал Ватранг. — Но Тацит писал: «Каково начало войны, такова и слава о ней!» — швед явно смаковал ответ. — Поло жение галерного флота Петра напоминает судьбу зверя, попав шего в яму.

Дверь каюты плавно и широко открылась. В плохо освещен­ном проеме забелело удлиненное лицо, обрамленное вьющими­ся волосами. Тускло блеснула широкая пасторская сутана. Сафьяновый носок сапожка медленно и величаво пересек на полу черту света и тени. Пастор величественно приблизился, ослепительно засияла пышная сутана, осветились волосы, раз­метанные по точеным плечикам. Изумрудные, чуть удлинен­ные глаза святого отца смотрели отрешенно, поверх голов.

Ватранг встал и деревянно подошел под благословение. На­пустив непроницаемый вид, произнес вяло:

—   Знакомьтесь, святой отец, — мистер Гаукинс, купец из Манчестера, торгует шерстью.