Сергей НАУМОВ - Iskatel 1979 3

У Петра гулко отозвалось сердце — горячо ударило в голо­ву. Лизнув пересохшие губы, заговорил строго:

—  Добро, что не утонул. А с чего тебя подвинуло на такую оказию?

—  Государь! —Ягужинский медлил, перекатывая неистовые глаза с генералов на Петра. — По отплытию «Принцессы» сэр Дженкипс целый .день шнырял по Ревелю. Кого б ему искать, кроме русского царя? Отчаявшись найти, убыл на остров Нар– гин, а к вечеру оттуда вашему величеству доставили письма.

Каюсь — принял, не удержался. Одно от британского послан­ника при шведском дворе, другое от Норриса. Найдя в них оскорбления вашего величества, оба воротил назад без ответу…

Петр заметил, что генерал-адъютант говорит не главное.Все было не новым, обычным, но в глазах Ягужинского стоял страх — он еле заметно вздрагивал.Царь повел рукой по лицу, словно снимая какую-то паути­ну. Руки подрагивали, быстро белел: от лица отливала кровь. Прыгающими губами что-то говорил беззвучно, потом появился голос.

— Павлуша, неужели?..

Все поразились перемене царя — внезапной, страшной.Ягужинский отрешенно кивнул.

—  Царевич Алексей кричал во сне… — у него застревали в горле слова, —царевич тщится о российской короне… черег> иноземную помощь…

Генерал-адтзютант в беспамятстве выдавил что-то и далее, но Петр уже не слышал — голос Ягужинского ударил в уши ко­локольным набатом. Гулко застучало в висках — царь снова становился черно-красным, кровью палились даже глаза. Смот­рел немигающе. Перед расширенными зрачками поплыло воспо­минание: повешенные стрельцы качаются на красных кремлев­ских стенах, мерзлые трупы постукивают на ветру… Ярым ог­нем полыхнул в лицо забытый гнев. Закусив губу, силился сде­лать какое-то движение, но не мог. Со стоном повалился на стол.

Долгое время стояла тишина. Дрогнув, потянулась рука Пет­ра, что-то искала — нащупала гусиное перо, сломала, так я не найдя нужное. Медленно стал подниматься.

Ягужинский осторожно продолжил:

—  Ваше величество! Не в самом только царевиче Алексее Петровиче суть дела, но и в его советниках-шептунах, коих должен указать розыск. Запрятались они, как тараканы, ино земные и свои шептуны, и грызут заодно с подлыми врагами, пакости разные творят. Пора то выводить с корнем…

Царь медленно покивал. Долго сидел неподвижно. Неожи­данно спросил спокойным голосом:

—  Павлуша, а как там матросы? Не скорбят ли духом иль животами? Травленая солонина выброшена, как я велел?

—  Не скорбят, ваше величество! Духом и животами бодрые. Травленая солонина выброшена в море. На кораблях ведется тайный розыск.

Петр уже приходил в себя. Снова долго сидел неподвижно, отдыхал — только мигали глаза. Шумно вздохнул и поднялся. . Тихо бросил Апраксину:

—  Звать Змаевича и Бакаева — иду переволоку смотреть. — И как был — в лосиной куртке — шагнул за полог.

14Еле видимый в сизых тенях, попыхивая трубкой, Петр раз­машисто шагал вдоль пепельно-зеркальной бухты — клонился на ходу, словно шел против сильного ветра. Под ботфортамис треском и скрипом похрустывали ракушки. Змаевич и Бака­ев торопко шли следом.Остановились, глядя на росную, исполосованную следами траву. Редкий туман медленно плыл, цепляясь за верхушки со­сен, миновав лес, прозрачным валом припадал к воде. В жидких строчках ольшаника мелькнул проворный горно­стай. Петр надул щеки, фыркнул, глядя ему вслед, поставил ногу па плоский валун. Загляделся на пустынный морской за­лив, покрытый широкими полосами света, — где-то там, за го­ризонтом, проходила великая морская дорога-Утро входило в полную силу. Быстро отлетал мглистый рассвет, по зеркальной бухте прошла череда красок — сейчас вода была уже малахитовой. Из моря показался красный диск солнца, сплюснутый скорым подъемом. Петр длинными тонкими пальцами тронул сосну.

—  Материала для помоста в избыток, — заключил корот ко. — Ну что ж, начнем рубить. Переволока не выйдет, так Ватранг страху наберется — может, и глупость какую сотво рит. А тогда мы снова хитрость измыслим — так дело и сдви нется… — Петр оживленно посмотрел на офицеров, гор дели вый, радостный и уставший.

На опушку высыпали матросы, солдаты. Прапорщики, вы­шагивая, стали разбивать вырубку на полосы.

Вскоре тонким серебряным звоном запели пилы, дробно и густо застучали топоры. В нескольких местах дрогнула зем­ля — со стоном и гулом повалились сосны спелого корабель­ного бора. В воздухе поплыл терпкий смолистый дух, хмель­ной запах рубленого дерева.

Никола и Антон, вызванивая длинной пилой, стояли на ко­ленях у толстенной, в два обхвата, сосны. Притомившись, оба встали передохнуть.

Никола, задрав войлочную бороду, оглядывал дерево скупым хозяйским глазом.

—  Ну и высотища, едрена корепь, — в самое небо упер лась! — Он обошел сосну. — А куды станет падать — и не понять.

Среди лесного зверья и птицы начался переполох. По кронам в разные стороны скакали белки-огневки, тревожно свисте­ли перепархивающие стайки желтогрудых синиц. Красной те­нью метнулась в чащу лисица.

Антон проводил взглядом стрекочущих сорок. Разбойно свистнул и несколько раз бросил шишкой в глазастого фили­на, взлетевшего невысоко на сук.

Никола сладко улыбнулся в бороду.

—           Во лешего-то спугнули! Ночью проклятый гудонит — страсть одна!

Солдаты, поснимав кафтаны, махали топорами. Блестели пот­ные спины. От поваленных стволов со звоном летели сучья.

Прикорнув час-полтора в адмиральском шатре, Петр уже раз­машисто шагал по лесосеке — посвежевший, розовый от сна, с поблескивающим взглядом.

— А кто из вас, ребята, — приблизился царь, — сани умеет мастерить?

—   Сани? – вскинулся Никола. — Да у нас вся округа — санники. Ентим и промышляем. А пошто сани средь лета, во– ликий государь? — топор вогнал в свежий пахучий пень. Гля дел смирно.

—  Галеры на них поставим да и потянем по настилу, — окинул его блестящими глазами Петр — мужика узнал.

Никола усомнился, заскреб сбитыми ногтями в затылке. Помаявшись, сказал:

—   Ого! Тяжесть-то каковская, потянем ли без снегу? — И, ловя сердитый блеск Петровых глаз, заробел, поддался царе вой воле. —Потянем! Выдюжим! Эка невидаль!

Петр медленно одобрительно кивнул и, ощутив прилив сил, навалился плечом на подпиленное дерево. Выждал, когда оно с тяжким гулом легло вдоль просеки, кликнул Бакаева.