Стивен Бакстер - Лучшая зарубежная научная фантастика

Иными словами, инопланетные препараты превращали нас в звукозаписывающие джазовые автоматы.

Вот почему мы проводили столько времени за прослушиванием чужих пластинок и кристаллов — компания растворяющих свои мозги музыкантов, одновременно хохочущих и требующих друг от друга заткнуться и впитывать информацию. Было у нас и несколько бутлегов, и некоторые из них оказались просто потрясающими: один из них был озаглавлен как «Птаха на Марсе» и представлял собой совершенно безумную, вычурную, больную композицию, и я мог слушать ее хоть целый день напролет.

Но, сами понимаете, любой музыкант рано или поздно устает от общества себе подобных и его начинает тянуть «на сладенькое». Что касается меня, то я никогда не испытывал недостатка в женщинах своего типа, и они нравились мне, но сейчас прошло уже несколько недель, а я так ни с одной и не познакомился. В итоге я решил наведаться к девчушкам из канкана и исправить это упущение. Спускаясь на лифте этаж за этажом, я блуждал по кораблю, пока не нашел их. По пути мне довелось увидеть совершенно немыслимые картины: в одном из залов было организовано нечто вроде русского цирка, где рослые, пестро раскрашенные клоуны расплывались, жонглируя горящими факелами на спинах столь же размывающихся слонов, которые танцевали под какую-то пугающую русскую музыку. А рядом в хороводе кружились такие же неровные силуэты медведей. Затем я наткнулся на ковбоев с родео, скачущих на одновременно существующих лошадях и вращающих лассо в сотнях направлениях сразу. Но один из них поразил меня сильнее прочих: тот парень не просто расплывался, а разделялся на несколько тел и находился сразу в десятках мест, удирая от такого же, как он, быка. Одним из его ипостасей удалось заарканить разъяренное животное, другие сами попали под копыта. Кое-кому (бедный пожиратель бобов) даже не повезло оказаться насаженным на рога.

Но наконец, спустившись на десять этажей, я оказался под просторным залом отдыха. Все вывески здесь были на французском, так что было очевидно, что я добрался до места. Блуждая из комнаты в комнату, находя в них жаб, смолящих сигареты и переговаривающихся на своем странном языке, пока худощавые девушки из восточной Индии, облаченные в национальные костюмы, разносили им крошечные белые чашечки с чаем и другими напитками.

Вскоре мне удалось найти помещение, где танцевали француженки. Оркестр уже отправился на покой, поэтому девушки тренировались под записи бешеного, явно записанного расплывающимися музыкантами канкана. Когда я вошел, занятия шли полным ходом, и их прекрасные и сильные длинные ноги ритмично вскидывались и опускались, а руками каждая из цыпочек обнимала своих соседок. Ничто в этом мире не заводит так старого котяру, как вид тискающихся женщин, если не считать, конечно, взмывающих в воздух стройных ножек.

Так что я просто сел там и стал смотреть, как те взлетают и опускаются снова и снова, оставляя за собой целый шлейф. Мне пришлось размыться и самому, чтобы за всем уследить. Я разглядывал их, пока не нашел в общем ряду ту, которую приметил еще на лифте, и позволил ее лицам до последней черточки отпечататься в своем сознании.

Когда репетиция закончилась, я поднялся и нашел дверь, ведущую за кулисы. За ней обнаружился коридорчик, по обе стороны которого тянулись гримерные. Это ж просто офигеть можно — у каждой из девочек была личная раздевалка. Проблема состояла в том, что я понятия не имел, в какой из них искать ту самую красотку. Что ж, я просто расплылся по коридору и постарался постучаться разом во все комнаты.

Услышав ее голос за одной из дверей, я вновь соединился в единое целое и с видом невинного деревенского мальчика улыбнулся дамочке, ведь это всегда действовало на женщин. Француженка была одета в шелковое кимоно — ну, вы знаете, нечто вроде домашнего халата, только из Японии. Ее волосы были распущены, а откуда-то из глубины помещения доносились звуки джаза. Услышав именно эту музыку, я понял, что дело в шляпе.

— Ви тот мужчина, с которым мы ехали на лифте, oui?[111] Ви еще смотреть на меня. Зачем ви приходить сюда?

— Просто я вспомнил о том дне и понял, что должен снова вас увидеть.

Она пробормотала что-то на французском, и, судя по тону, мне предлагалось попробовать затащить в постель кого-нибудь другого, но затем она широко распахнула дверь и улыбнулась в ответ.

— Заходите, monsieur…[112]

— Кулидж, — сказал я, снимая фетровую шляпу и склоняясь перед ее красотой. Именно этого и ждут от вас все женщины при первом свидании. — Робби Кулидж.

Я прошел в комнату и теперь мог с достоверностью распознать играющую музыку. Это была «Звездная пыль» Ната «Кинг» Коула. Платье для канкана было наброшено поверх зеркала на столике для макияжа, вокруг мерцали лампочки гирлянды, а рядом стояли высокие павлиньи перья. В воздухе витал аромат ментоловых сигарет.

— Я Моник, — сказала девушка. Никакого намека на фамилию, просто Моник. Спустя секунду она добавила: — Желаете кофе?

— Ммм… кофе — звучит прекрасно.

Извинившись, она отлучилась на минутку, после чего вернулась с двумя чашечками в руках.

— У вас есть сигареты? — спросила Моник.

Я кивнул.

— Можете взять всю пачку, — ответил я и, выудив их из кармана, выложил сигареты на стол вместе с коробком спичек. Сорт «Ультра», выпускаемый на фабрике «Mercury Barron», совсем новая разновидность. Обещалось, что если курить их по три штуки в день, проживешь много дольше. — Тебе достать?

— Non, — улыбнулась Моник. — Попозже.

Это был и в самом деле настоящий французский кофе, исходящий паром. Даже чертов пар уже вызывал наслаждение. Поднеся чашку к губам, я глубоко вдохнул и посмотрел, как она пробует напиток.

— Так откуда ты родом? — спросил я, и она некоторое время молча сверлила меня взглядом. Потом Моник потерла веко, чуточку размазав макияж.

— Думаю, тебя это не интересовать, верно? — произнесла она, снова отпивая из чашки.

— Конечно же, мне интересно, красавица, — солгал я, и тогда француженка подалась вперед, расплываясь, и в моем ухе томно прошелестел миллион «Ра-гее».

Так вышло, что как раз в ту ночь корабль лег на курс к Марсу, хотя мы с Моник были слишком заняты, чтобы это заметить. Мы узнали обо всем позднее от парня из джаз-бэнда, случайно забредшего в главный зал и увидевшего, как звезды, пусть и медленно, но все-таки начинают смещаться.

Спустя пару недель с того случая в привычку Моник вошло регулярно появляться на наших выступлениях и слушать, хотя кое-кому из ребят это и не нравилось. На этот момент отдельные лабухи начали строить из себя крутых и постоянно задирали носы, стремительно превращаясь в то, что мой отец обычно именовал «политическими нигерами». Они полюбили рассказывать всем, как на самом деле должен жить черный человек.