Юрий Нестеренко - Приговор

вчерашняя девка. Вид она имела заспанный и изрядно помятый. Надо

полагать, вечером накануне ей все же удалось кого-то подцепить.

— А, вот ты где, — трактирщик обернулся к ней. — Неси живо две

свежих булочки для наших гостей!

Выходит, она тут работает? Ну вообще трактирные служанки,

совмещающие две профессии — дело не новое. Но не очень-то приятно брать

хлеб из рук такой особы…

— Корзинку возьми, — напутствовал ее хозяин, словно прочитав мои

мысли, и вновь развернулся в мою сторону. — Сейчас, буквально пара

минут, сударь. А пока я в вашем полном распоряжении. Если вы желаете

что-нибудь разузнать…

— Желаю, — кивнул я. — Известно ли вам, где сейчас находится граф

Рануар?

— Папа!

Мы с хозяином синхронно повернули головы. Мари была еще здесь и

требовательно протягивала руку:

— Деньги-то давай.

— Да что ж ты… — трактирщик смутился и принялся торопливо

обшаривать свои карманы. — Сама, что ль, не могла… Вот! — он, наконец,

вручил ей монету, и Мари, невозмутимо опустив ее в карман на переднике,

с демонстративной неспешностью удалилась.

"Папа"?

— Так о чем вы спрашивали? — он явно спешил отвлечь меня от

неудобной темы. — Ах да, о графе Рануаре…

— Стало быть, вы не сами печете булочки, — перебил я. — Вы их

покупаете.

— Ну… да, — вынужден был признаться трактирщик. — Видите ли,

сударь, прежде у нас вся кухня своя была… но нынче такие времена…

проезжих мало, это не окупается… напечешь, а все засохнет… а у

булочника свЕжее… главное ведь, чтоб свежее, а не где испечено, так?

— Так-то оно так. Мне просто интересно, насколько ваша самая низкая

в городе цена выше, чем у булочника.

— Я вам правду сказал! Дешевле не купите! Видите ли, тут такое

дело… мне булочник по местной цене продает, а с вас, как с человека

чужого, он вдвое, а то и втрое запросит…

— Ясно, — протянул я. — Хорошо вы тут устроились, в вашем Пье. А

разве все мы — не один народ единой и неделимой Империи и не братья во

Господе нашем?

— Ну… — снова смешался трактирщик и опасливо покосился на мой

меч. — Так-то оно так… но вы ж понимаете… война…

— Ладно, любезный, — усмехнулся я. — Я пошутил. Так что там насчет

Рануара?

— Нуаррот, родовой замок господина графа, отсюда миль двести на

северо-восток. Из города через северные ворота выезжаете и до сожженного

села, которое справа, не перепутайте, там сначала слева два пепелища

будут, так после второго еще миль шесть, а вот за тем, что справа,

аккурат направо и повернете…

Он рассказал мне дорогу с упоминанием нюансов типа "а дальше можно

через лес, но там опасно, так что лучше вокруг, хотя говорят, что и там

пошаливают…" и прибавил виновато: "Только я так далеко отродясь не

ездил, если что не так, на месте спрашивайте…" Я зарисовал схему

грифелем на клочке пергамента. Мари все не возвращалась, и я со словами

"Пойду проведаю коня" вышел во двор.

Бородатый работник разравнивал свежие опилки на полу конюшни.

Верный радостно закивал головой, приветствуя меня. Конь был сыт и

вычищен; я разрезал старую повязку и осмотрел его ногу. Рана, к моей

радости, заживала хорошо. Я сделал новую перевязку.

— Кто это его так? — осведомился густой бас за моим плечом.

Оказывается, работник все же умел разговаривать.

— Пес, — коротко ответил я.

— Да, их щас в округе полно, — кивнул работник. — Одичалых которые.

У кого хозяев поубивали, у кого сами померли, а которых прогнали, потому

как кормить нечем…

Я выпрямился и увидел наконец-то возвращающуюся в дом Мари с

плетеной корзинкой в руке.

— Скажи, — обратился я к слуге, — она что, действительно дочь

хозяина?

— Ну да.

— А разве она не… ну, судя по ее манерам…

— Шлюха? Ну, ясное дело. Тока с клиентами щас плохо. Проезжих-то

нет почти.

— И ее отец… знает?

— Дак! Он же ее к этому делу и пристроил! А чо делать, деньги-то

нужны. Одной сдачей комнат щас не прокормишься.

— Тогда на что ей проезжие? — ядовито осведомился я. — Почему на

местных не зарабатывает?

— Ну, местным за деньги давать несподручно как-то, — рассудительно

изрек детина. — Судачить будут, ворота дегтем вымажут — кто потом замуж

возьмет? А чужак сегодня здесь, а завтра поминай, как звали. Считай, что

и не было ничего.

— Понятно, — усмехнулся я и вдруг, вспомнив, в каком виде и откуда

явилась утром Мари, догадался: — А ты что же, тоже с ней?…

— А чо? Нешто я не мужик? Да и жалованье мне уж второй месяц не

плочено…

М-да. Если так выглядит порекомендованный портным "приличный

постоялый двор", то каковы же неприличные? Уплаченные накануне деньги

позволяли нам гостить до полудня, но мне захотелось как можно скорее

убраться из этого места.

Я вернулся в дом и, подхватив ожидавшую меня корзинку и плошку с

сиропом, быстро поднялся по лестнице. На хозяина мне не хотелось даже

смотреть.

Эвьет уже не спала, но еще нежилась в постели. Когда я открыл

дверь, ее рука, впрочем, мгновенно схватила арбалет, но тут же

расслабилась.

— Доброе утро, Дольф, — смущенно улыбнулась она. — Извини -

привычка.

— Полезная привычка в наше время, — улыбнулся я в ответ. — Желаете

завтрак в постель, баронесса?

— Желаю! — она села на кровати, подоткнув подушку. — Мм, как

пахнет…

Ну да. Она ведь и хлеба не видела три года. Тот черствый кусок, что

я скормил ей позавчера, не в счет…

Булки оказались и в самом деле очень недурны и даже хранили еще

тепло печи. Пока мы расправлялись с ними, я вдруг заметил маленькие

влажные пятна на ее подушке. В первый момент я даже не понял, что это

такое, но Эвьет проследила направление моего взгляда и потупилась.

— Понимаешь, Дольф… когда я проснулась сегодня — на простыне, на

подушке, под одеялом… совсем как раньше… мне показалось, что все это

был просто страшный сон. Что сейчас войдет мама и… я поверила в это,

на самом деле поверила. А потом все вспомнила. Извини, это слабость. Это

больше не повторится.

— Да я не осуждаю тебя, Эвьет! Плачь, сколько хочешь, если тебе от

этого легче.

— Нет! — в ее голосе зазвенел металл. — Терпимость к слабостям

недопустима. Не хватало еще разреветься, когда Карл будет у меня на

прицеле. И из-за этого промазать.