Василий Головачёв - Контакты особого рода

То, что у военных насчет суперзавров имелись свои соображения, Алиссону и Кемперу пришлось узнать сразу же после первого их похода к панспермитам. Всего им не говорили, но было и так понятно, что Пентагон заинтересован в раскрытии тайн драконов больше других ведомств и мечтает когда-нибудь завербовать их на службу. Мощь и неуязвимость зверей настолько поразили воображение «медных лбов», что они спали и видели, как полки выдрессированных суперзавров пересекают материки по их приказу и «наводят порядок», где это необходимо. Кемпер к планам военщины относился равнодушно, а на Алиссона они действовали тягостно, лишали удовольствия от собственной работы и ощущения таинственности.

— Да что ты переживаешь, — сказал ему как-то Кемпер за стаканом виски, — сделай вид, что вовсю трудишься над их заданиями, а сам делай свое дело.

Алиссон так и поступил.

С Морисом Леко он встречался теперь довольно регулярно, француз, по существу, незаметно влился в компанию летчика и палеонтолога. Мыслил французский полковник, специалист по ядерным преобразованиям, оригинально, соображал быстро, и беседовать с ним было интересно. Так, он поразил Алиссона высказыванием, что все элементарные частицы суть возбужденные состояния вакуума, то есть в мире нет ничего, кроме пустоты в разных формах. Именно эту идею якобы подтверждали своим поведением скат Ифалиук на Муруроа и суперзавры в Неваде. Будучи палеонтологом, а не физиком, Алиссон оспаривать идею Леко не мог, но мощь воображения оценил. Зато он, в свою очередь, произвел впечатление на француза своей новой гипотезой о рождении разума на Земле.

— Общая экологическая организация жизни на нашей планете, — сказал он, — подчиняется слабому варианту закона или, если хотите, принципа объединения. Но появление человека означает переход процесса структурирования на более сильный вариант закона, не имеющий исторических предпосылок. И произошел переход практически внезапно, сразу, будто кто-то действовал целенаправленно.

— Что вы хотите этим сказать? — озадаченно проговорил Леко.

— То, что момент перехода практически совпал с появлением на Земле суперзавров, вернее, их общего предка. Кстати, возраст вашей манты тоже близок к этому моменту — пятьдесят миллионов лет назад. Не так ли?

— Вы думаете, они попали на Землю одновременно?

— Вот именно. И появлением своим изменили закон. Не знаю, как, но уверен — так было. Мы с вами — результат изменения принципа объединения.

— Ерунда! — только и нашелся, что ответить, Леко…

Алиссон, вспомнив этот разговор, улыбнулся.

Площадка под ногами качнулась — Тихоня перешагнул скалу, оглянувшись при этом на людей в седле. Алиссона уже давно не покидало ощущение, что зверь чувствует к ним симпатию и ждет каких-то указаний, однако языка людей он явно не понимал.

Руководитель комплексной научной экспедиции, известный профессор, доктор биологии Стивен Тиммери, знаток индийской мифологии, предложил дать сверхдраконам имена Индра и Равана[70], и хотя его предложение было утверждено официально, Алиссон продолжал звать своих любимцев по-старому: Стрелок и Тихоня.

Панспермит шагнул правой передней лапой — послышался визг раздираемого гранита, грохот рухнувшей скалы, стук рассыпавшихся во все стороны камней.

— Полегче, приятель, — проворчал Кемпер, — приборы посбрасываешь… Ишь уставился, будто понимает.

— Знаешь, — задумчиво произнес Алиссон, — у меня сложилось впечатление, что он нас действительно понимает. Может быть, не слова, а мысли, образы, но понимает. Или в крайнем случае воспринимает эмоциональное поле. И чего-то ждет. Нет, они не просто anima vilis[71], как утверждает Тиммери, но существа, функционально ориентированные, зависящие от чего-то или кого-то.

— А конкретнее?

— Вспомни рассказ Мориса о «скате-мутанте». Я убежден, что у них были хозяева. Вернее, хозяева были у их родителей, погибших на Земле по неизвестной причине миллионы лет назад. По моим прикидкам, драконы не обладают интеллектом, во всяком случае, подобном человеческому. То есть они не разумны… хотя никто еще, по-моему, не определил разницу между разумом и сложным инстинктом.

— Короче, зануда. В лагере, кстати, бытует мнение, что драконы разумны. Твой друг Тиммери склоняется к тому, что суперзавры — представители негуманоидного разума.

— Чушь! Разум всего лишь свойство адаптации, а в этом смысле нашим зверушкам он не нужен, они и так наделены чудовищной потенцией к выживаемости. Да и у человека мозг есть не орган мышления, а орган выживания, как клыки и когти — по образному выражению одного ученого[72].

Тихоня-Равана шагнул дважды: левая передняя лапа — правая средняя — левая задняя, затем правая передняя — левая средняя — правая задняя. Складывалось впечатление, что он что-то вынюхивает в россыпях камней, изредка оглядываясь на седоков. Его собрат Стрелок-Индра «пасся» в километре отсюда, но далеко не отходил. Грозное свое оружие — грайзер он теперь применял редко, хотя в первое время лупил лучом по любой движущейся цели вроде бэтээра или военного вертолета, справедливо относя их в разряд личных врагов.

В наушниках рации раздался голос дежурного связиста:

— «Тюлени», как дела? Что-то вы притихли.

Алиссон вспомнил, где находится, переключил диапазон связи.

— Нормально дела. Через полчаса запустим систему, пусть коллеги готовятся к приему информации.

— Они давно готовы. Осторожнее, док, не сорвитесь.

— Типун тебе на язык! — проворчал Кемпер.

«Драконолазы» принялись за работу.

В течение сорока минут они установили на спине Тихони и на шее, за кружевным «воротником» высотой в десять метров, десяток датчиков и включили их в единую сеть анализирующего комплекса. После этого Алиссон принялся колдовать с прибором, о котором не говорил никому, боясь, что засмеют. Прибор этот назывался анализатором пси-информации и представлял собой нечто вроде миниатюрного детектора лжи. Он регистрировал до десятка параметров человеческого тела, в том числе электромагнитные поля, ауру испарений и звуков и «пакеты» биоизлучений. Палеонтолог хотел сначала убедиться сам — излучает ли суперзавр биоволны, мысленный фон, так сказать, а уж потом докладывать об этом координационному совету. Норман был уверен, что ажурный костяной нарост — «воротник», вздымающийся над головой панспермита трехзубой короной, является на самом деле антенной, а то и комплексом антенн.

Кемпер с любопытством понаблюдал за его действиями, глянул на часы.