Владимир Немцов - Когда приближаются дали

Алексей видел, как вспыхнул свет в окне комнаты, где он жил вместе с Багрецовым. Значит, сосед пришел. Оба они избегали друг друга. И основной причиной была Надя. А могли бы подружиться. После того как Вадиму стало известно, что Алексей родной сын Васильева, старые подозрения стали отмирать, так постепенно желтеют и сохнут нижние ветки у ели. Конечно, отцу должно быть известно, где скитался его сын, если даже Макушкин намекал на это. По мнению Вадима, Александр Петрович не принадлежал к тем слепым родителям, которые только балуют великовозрастных балбесов, а потом в ужасе всплескивают руками, - дескать, кто виноват, что детеныш оказался трутнем или кем-нибудь похуже? И если Димка не совсем доверял Алексею, то отцу его верил абсолютно. Разве отец мог допустить, чтобы Алешка был замешан в грязном деле?

Однако сомнения возникли снова. Вадим должен был найти паспорт прибора, который так смущал Литовцева. Включил свет, выдвинул ящик стола, где лежали инструкции и другие технические документы. Кажется, все паспорта - в коричневой папке. Быстро нашел ее, развязал.

Перебирая плотные листы, один из них уронил. Нагнулся под стол и, как на грех, заметил монтерский ящик Алексея, обыкновенный, с длинной ручкой, чтоб удобнее было носить. В ящике инструмент, черные круги изоляционной ленты, паяльник, куски олова, припоя, канифоли, обрывки проводов. А среди них поблескивала, всегда как новая, нетемнеющая ленточка, точно такая же, как найденная Вадимом в "мертвом саду", под застывшей стекловидной массой.

Багрецов сунулся в ящик, схватил уже ленточку, но, будто обжегшись, бросил и отдернул руку. Нехорошо, чуткое! Потом пересилил себя; в данном случае ненужная щепетильность. Вытащил целую катушку, кусачками, которые всегда держал в кармане, откусил нужный отрезок провода, чтобы после измерить его сопротивление и сравнить с теми же показателями, что и в найденном куске под слоем лидарита. Но это на всякий случай, хоть и уверен был в правильности своей догадки. Такой же провод, такой же!

Вадим нагнулся, чтобы поставить ящик обратно, да так и застыл.

- Не надо, я сам, - послышался голос Алексея. - Иди скорей, там ждут.

Все обошлось бы благополучно, будь у Вадима характер другой. Не в карман же залез! Что тут особенного? Срочно понадобились плоскогубцы или отвертка. "Специально прибежал за ней, свою где-то посеял. Прости, Алеша, пожалуйста. Сейчас принесу". Так бы и сказать надо, с улыбочкой да шуточкой. Но вместо этого Вадим залился краской и, не поднимая глаз, пробормотал:

- Я нечаянно. Кусачки искал... Вот.

- Этот кусачки? - спросил Алексей, подойдя к столу и передавая хозяину никелированные кусачки. Они лежали рядом с катушкой.

Вадим позабыл ее убрать, сейчас она расплывалась в глазах, превращаясь в высокий блестящий цилиндр, чем-то похожий на снаряд. Пусть бы разорвался, что ли, только бы пропасть, исчезнуть и не чувствовать немого осуждения Алексея. Димка схватил паспорт прибора, на прощание выдавил из себя невразумительные извинения и опрометью выбежал из комнаты.

Литовцев встретил его недовольным брюзжанием:

- Заставляете ждать, Вадим Сергеевич. Я не обязан караулить ваши игрушки.

- Простите, Валентин Игнатьевич. Я не знал, что вы их караулите, оправдывался Вадим. - С вами оставался Александр Петрович. Если вы хотели уйти вместе с ним, то здесь же Алексей был...

- Вот именно Алексей, - сердито буркнул Литовцев. - Эх вы, наивное дитя, он постучал палкой о землю.

Будто и ничего не сказал Валентин Игнатьевич, - так, полунамек, к нему не придерешься, а Вадим насторожился. Возможно, и прав он в своих подозрениях, если они возникают у людей постарше да поопытнее? Но сейчас старался не думать об этом, показал Валентину Игнатьевичу паспорт прибора, подчеркнул, что у них в лаборатории данная точность считается очень высокой, однако, если потребуется, можно заменить проволочный шунт, чтобы повысить цену деления.

- Я сам намотаю, проверю по другим приборам, - убеждал Вадим Валентина Игнатьевича. - Ведь это пустяк.

- Не сомневаюсь. Но здесь этот пустяк превращается в проблему. То провода нет, то еще чего-нибудь не хватает. Подумать только: нужно было термостат исправить, сгорела обмотка, - так, видите ли, провода не оказалось.

Багрецов понимал, что для обмотки термостата, простейшего аппарата, по существу ящика с электроплиткой, можно применить хотя бы тот провод, отрезок которого лежал у Вадима в кармане. В чем же тут дело? И он спросил:

- Не понимаю. Кто вам сказал, что провода нет?

- Есть тут великий специалист...

- Алексей? - вырвалось у Вадима.

Литовцев испытующе посмотрел на него:

- Нет, Вадим Сергеевич. В данном случае не он, а товарищ Макушкин. Литовцев сунул в карман паспорт прибора и зевнул. - Мы еще вернемся к этому вопросу. А пока до завтра, Вадим Сергеевич. Надо полагать, что после работы у молодого человека найдутся и другие занятия. Берите пример хотя бы с них, - он указал палкой в сторону "мертвого сада".

Мимо, ни на кого не глядя, шагал Алексей. За ним торопилась Надя.

Вадим проводил их взглядом и, не обращая внимания на саркастическую улыбку Валентина Игнатьевича, пошел в обратную сторону.

По настоянию Валентина Игнатьевича Васильев отложил на один день заливку формы водным раствором лидарита. Впрочем, теперь этот состав следовало бы называть по-другому, частица "ли" быстро улетучивалась, как и жидкость, послужившая основой лидарита.

За эту частицу, за славу, за спокойное, сытенькое существование боролся Валентин Игнатьевич, пробуя методы дипломатии, используя свой, уже траченный молью научный авторитет и групповые интересы, основанные на его любимой латинской поговорке: "Даю с тем, чтобы и ты мне дал" ("Доутдес").

Однако здесь, на строительной площадке, вдали от друзей и приятелей, от сотрудников, которых ты взял себе в лабораторию по протекции, Валентину Игнатьевичу приходилось надеяться лишь на свои силы.

Два лаборанта не в счет. Хотя Валентин Игнатьевич и тащил их в аспирантуру, они ничем помочь ему не могли. Как говорится, "не так воспитаны", чтобы заниматься делом. Серьезные, казалось бы, специалисты, ведь чему-то их в вузе учили!

Так вот эти "серьезные специалисты" вдруг вспомнили, что, будучи еще подростками, упустили то, что даровано им жизнью. И только сейчас, будто опомнившись, решили вознаградить себя за упущенное: буйно пошли в рост девчоночьи космы до плеч и дьяконские бороды. Лаборантов здесь прозвали "близнецами", так они были похожи друг на друга. Фамилий их никто не помнил, знали, что один из них - Алик, другой - Эдик. Даже Валентин Игнатьевич не всегда мог точно обратиться по адресу, называя Алика Эдиком и наоборот. По одежде их также невозможно было различить. Не успели они в ранней юности пофорсить джинсами в обтяжку, как уже стали модными клешики с пуговками и цепочками. Ничего не поделаешь - надо наверстывать упущенное. И "близнецы" появлялись возле Стройкомбайна, позвякивая цепочками на радость здешней приблудной собачонке Шарику. Позвякивали они и гитарами, благо это еще было модно. Гнусаво напевали только по-английски, но ни Алексей, ни Надя, знавшие английский, не могли понять в песнях "близнецов" ни одного слова.