Роберт Сойер - Пришелец и закон

— Хотелось бы. Но можете быть уверены, обвинение постарается исключить их в первую очередь.

— Фанаты «Стартрека»? Любители фантастики?

— Этих, вероятно, тоже было бы неплохо, но это всё слишком очевидно — противная сторона будет бить по ним.

— Люди, которые видели НЛО?

— Нет — эти слишком непредсказуемы. Могут оказаться психами, а психи — это последние, кого вам хотелось бы видеть среди присяжных. Никогда не знаешь, что они выкинут.

— Хорошо. Тогда кого мы не хотим видеть в жюри?

— Важнее всего отсеивать идейных — тех, кто хочет попасть в состав жюри для того, чтобы добиваться какого-то конкретного вердикта, несмотря ни на что. Обычно таких много на делах об абортах, о гражданских правах и тому подобных. Такие люди могут быть по-настоящему хитры — они точно знают, что нужно говорить, а чего говорить нельзя, чтобы попасть в присяжные, а попав, они блокируют жюри. Мы делаем всё, что возможно, чтобы отфильтровать их на этапе voir dire,[43] но на процессах, подобных нашему, мы должны быть особенно внимательны, чтобы не пропустить в жюри фанатиков, считающих пришельцев исчадиями ада…

Интерком на столе окружного прокурора Эйджакса зажужжал.

— К вам преподобный Орен Брисби.

Эйджакс закатил глаза.

— Хорошо. Пусть войдёт.

Дверь кабинета открылась, и вошёл худой чернокожий мужчина лет шестидесяти, с венчиком седых волос, который, когда он наклонял голову, становился похожим на нимб.

— Мистер Эйджакс, — сказал преподобный Брисби. — Вы были так добры, согласившись со мной встретиться.

— У меня всегда найдётся время для столпов нашего общества, преподобный.

— Особенно когда близится время выдвижения кандидатур на пост губернатора, — сказал Брисби. В его голосе была пара лишних децибел; Брисби всегда говорил, будто пытаясь докричаться до галёрки, даже когда собеседник сидел прямо перед ним.

Эйджакс развёл руками.

— Моя дверь всегда открыта для вас.

— И будем надеяться, мистер Эйджакс, что ваша дверь всегда останется открытой для народа — будь то здесь, в Лос-Анджелесе, или там, в Сакраменто[44].

Эйджакс усилием воли подавил горестный вздох.

— Так по какому поводу вы хотели со мной встретиться, преподобный?

— Убийство Клетуса Колхауна.

— Трагедия, — сказал Эйджакс. — Но вы сделаем всё возможное для торжества справедливости.

— Всё ли вы делаете сейчас? — Эти слова будто бы отразились эхом от оконных стёкол.

Эйджакс почувствовал, как к горлу подступает изжога. Он потянулся к ящику стола и нашёл там упаковку «ролэйдз»[45].

— Конечно. Мы уже испытываем некоторое давление со стороны Вашингтона с тем, чтобы мы сняли обвинения — и, как мне рассказывали, на Вашингтон давят из-за рубежа. — Он выдавил из себя смешок. — Но если бы обвинения снимались, когда Вашингтон этого хочет, Ричард Никсон[46] досидел бы свой срок в Белом Доме, Боб Паквуд[47] до сих пор заседал бы в Сенате, и никто бы не знал, кто такой Олли Норт[48].

— Я восхищаюсь вашей принципиальнойстью, мистер Эйджакс. Но скажите мне, у вас хватит духу стоять до самого конца?

Эйджакс прищурил глаза.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, сэр, что наш замечательный штат Калифорния признаёт за своим народом право делать коллективно вещи, которые мы индивидуально делать не вправе. — Брисби ткнул пальцев в сторону Эйджакса. — В нашем штате есть смертная казнь, сэр, а это — тяжкое преступление. Достанет ли вам стойкости духа довести это дело до смертного приговора?

Окружной прокурор развёл руками.

— Несомненно, найдутся какие-то смягчающие обстоятельства, преподобный. И хотя я не склоняюсь перед политическим давлением, я всё же признаю́, что ставки в этом деле совершенно гигантские.

— И это воистину так. Но знаете, какой факт, по моему мнению, самый значительный, сэр? Значительнее всего, по моему мнению, тот факт, что на посту окружного прокурора вы требовали смертной казни в шестидесяти трёх процентах дел об убийствах первой степени, где обвиняемым был чернокожий, тогда как в делах против белых обвиняемых вы делали это лишь в двадцати одном проценте случаев.

— Эта статистика не даёт всей картины, преподобный. Вы должны принимать во внимание тяжесть каждого отдельного преступления.

— И нет преступления более тяжкого, чем убийство белого, не так ли? В делах, в которых чернокожие обвинялись в убийстве белых, вы требовали смерти в восьмидесяти одном проценте случаев. Ну что ж, старина Клетус Колхаун настолько белый, насколько вообще возможно, мистер Эйджакс. Если бы меня обвинили в том, что я разделал его, как свинью, сэр, вы бы уже искали способа поджарить мой чёрный зад.

— Преподобный, я не думаю…

— Оно и видно, сэр. Во время вашей предвыборной кампании, будьте уверены, чернокожие калифорнийцы будут спрашивать вас, почему вы казните чернокожего человека за убийство белого, но колеблетесь, когда речь заходит о твари с другой планеты.

— Всё гораздо сложнее.

— Так ли, сэр? Если вы не станете требовать смертного приговора в этом деле, то что об этом подумают избиратели? Что этот тосок более ценен, чем чернокожий? Что этот пришелец из иного мира, с его высокой культурой, несомненный образованием и интеллектом достоин пощады, а юный негр, жертва жестокой нищеты и расизма, должен быть отправлен на электрический стул?

— Преподобный, мы тщательно взвешиваем все факторы, когда решаем, какого наказания требовать.

— Смотрите же, мистер Эйджакс, чтобы и в этом случае было так. Ибо если нет, то вы, сэр, ощутите на себе всю тяжесть гнева угнетённого народа. Мы несём внутри себя божественную искру души, и не дадим обращаться с собой как с низшими, худшими созданиями, в то время как вы щадите явно бездушное существо, совершившее самое жестокое убийство и расчленение из всех, что когда-либо видел этот город.

Мэри-Маргарет Томпсон была консультантом по подбору присяжных, с которым Дэйл обычно имел дело. Это была подтянутая птицеподобная брюнетка, которая сразу же угнездилась на углу широкого стола Дэйла. Она смотрела на Фрэнка, снова погружённого в недра гигантского кресла.

— В этом процессе несколько фаз, доктор Нобилио. Сначала — анкетирование кандидатов в присяжные. Для обычного процесса вызывают около пятидесяти кандидатов. Для дела Симпсона вызвали в двадцать раз больше — под тысячу. Можете быть уверены, что в этот раз будет то же самое. Нам нужно будет согласовать с обвинением анкету, которую все эти люди должны будут заполнить. Это шаг номер один — придумать правильные вопросы.