Майкл Муркок - Чуждый зной

Джерек сделал музыку тихой, почти неслышной.

— Миссис Амелия Ундервуд, — произнес он, — вы слышали мой стук? Или топанье?

— Я буду благодарна, если вы уйдете, — ответил ее голос из-за двери. — Я знаю, кто вы, и могу догадаться, почему была похищена… и куда. Если вы намерены видеть меня уступчивой, сделав безумной, вы не получите этого удовольствия. Я уничтожу себя! Чудовище!

Тон ее стал насмешливым, хотя остался немного напряженным.

— Я никогда не злоупотребляла сырым мясом, сэр. Чистое виски также не соответствует моим представлениям о подходящем питье на завтрак. В другой тюрьме, по крайней мере, я получала пищу, о которой просила.

— Тогда попросите. Простите, миссис Амелия Ундервуд. Я был уверен, что сделал все правильно. Возможно, в вашем районе мира в то время обычаи были другими… Все же вы должны сказать мне…

— Если мне суждено будет оставаться здесь пленницей, сэр, — сказала она твердо, — я прошу на завтрак два ломтика чуть обжаренного хлеба, несоленое масло, чеширский мармелад, кофе и иногда два вареных яйца.

Он сделал движение красным кольцом.

— Готово. Запрограммировано.

Ее голос продолжал:

— На ленч… ну, это будет по-разному. Но так как климат постоянно слишком теплый, основу пищи должны составлять различные салаты. Никаких помидоров, они вредны для внешности, я уточню позже. По воскресеньям жареная говядина, баранина или свинина. Оленина время от времени, в сезон (хотя я знаю, она склонна горячить кровь), и дичь в подходящий момент. Бараньи котлеты. Вареные телячьи щечки и так далее. Я составлю вам список. И йоркширский пудинг с мясом и соусом из редьки. Баранина в пряном соусе свинина в яблочном соусе. Телятина с луком, хотя я предпочитаю определенные специи в отношении телятины, их я также включу в список. На обед…

— Миссис Амелия Ундервуд! — закричал в смятении Джерек Корнелиан. — У вас будет любая пища, какую вы пожелаете. Вы будете есть черепах и индюков, головы, сердца и ляжки, подливки и соусы, рыбу, дичь. Любые звери будут созданы и умрут, чтобы усладить ваш вкус! Клянусь, что вы больше никогда не будете завтракать мясом и виски. А сейчас, миссис Ундервуд, можно мне войти?

В ее голосе послышалась нотка удивления.

— Вы тюремщик, сэр. Полагаю, вы можете делать все, что угодно.

Музыка Чарльза Ивса стала громче, и Джерек шагнул вперед сквозь шелк, зацепившись ногой за материю и подпрыгнув не совсем в том стиле, какой требуется при ухаживании.

Она закрыла глаза и закричала:

— Ужас! Ужас!

— Вам не нравится музыка? Она из вашего времени.

— Это какофония.

— Ах, хорошо. — Джерек щелкнул пальцами, и музыка стихла. Он повернулся и поправил шелк на раме, затем с низким поклоном, конкурирующим с поклоном Лорда Джеггеда, представил ей себя во всей белизне.

Одетая в свой обычный костюм, хотя шляпа лежала на аккуратно прибранной кушетке, миссис Ундервуд стояла на фоне емкости с первоклассным виски, сложив руки на груди и поджав губы. Она действительно представляла собой самое красивое человеческое существо, какое приходилось видеть Джереку, если не считать его самого. Он не мог вообразить и создать ничего лучше. Маленькие пряди каштановых волос падали на лоб, оттеняя серо-зеленые глаза, блестящие и спокойные. Плечи расправлены, спина прямая, маленькие сапожки сдвинуты вместе.

— Ну, сэр? — сказала она. Голос был резким, даже холодным. — Я вижу, вы похитили меня. И хотя в вашем распоряжении мое тело, душу мою гарантирую, вы не получите.

Джерек почти не слышал, упиваясь ее красотой, потом машинально предложил связку шоколадок. Она отказалась.

— Наркотики, — сказала она, — по доброй воле не попадут мне в рот.

— Шоколад, — объяснил Джерек.

— Шоколад? — Она пригляделась более внимательно и, казалось, задумалась на мгновение, но затем ее лицо снова приняло решительное выражение. — Нет!

Наконец Джерек положил шоколад на кушетку и сел рядом со шляпкой. Он распылил чемодан, и его содержимое высыпалось на пол.

— А это что?

— Одежда, — ответил Джерек. — Для вас. Красивая.

Она поглядела вниз, пораженная обилием цветов и разнообразием материалов. Ткани мерцали. Их красоту нельзя было отрицать, и все цвета шли ей. Губы миссис Ундервуд раскрылись, щеки порозовели… А затем она отпихнула платья сапожком.

— Это неподходящая одежда для хорошо воспитанной леди, — заявила она. — Вы должны убрать ее.

Джерек был разочарован, почти обижен.

— Но?.. Убрать?

— Моя одежда вполне удовлетворительна. Мне только хотелось бы постирать ее, вот и все. В этой… в этой клетке я нигде не нашла принадлежностей для мытья.

— Вам не надоело, миссис Амелия Ундервуд, то, что вы носите?

— Нет. Я уже говорила относительно принадлежностей.

— Хорошо.

Он сделал движение кольцом. Одежда поднялась в воздух, изменила форму и цвет и подплыла к кушетке. Теперь рядом с шоколадом и шляпкой лежали в ряд шесть одинаковых костюмов, укомплектованных даже соломенными шляпами, — каждый в точности такой же, как и тот, что был на ней в данный момент.

— Благодарю вас. — Ее манеры стали чуточку менее холодными. — Это намного лучше. — Она нахмурилась. — Может быть, в конце концов вы и не такой…

Обрадованный, что сделал хоть что-то, заслужившее ее одобрение, Джерек решил объявить о своих чувствах. Он аккуратно встал на одно колено, приложил обе руки к сердцу и поднял глаза к небесам с видом обожания.

— Миссис Амелия Ундервуд!

Она испуганно отшатнулась и стукнулась спиной о емкость с виски. В емкости что-то хлюпнуло.

— Я Джерек Корнелиан, — продолжал он. — Я был рожден. Я люблю вас!

— О Боже!

— Я люблю вас больше, чем жизнь, достоинство или богов, — продолжал Джерек. — Я буду любить вас, пока коровы не вернутся домой, пока свиньи не перестанут летать. Я, Джерек Корнелиан…

— Мистер Корнелиан!

Казалось, она была ошеломлена его страстью. Но почему? В конце концов, в ее время все только и делали, что заявляли о своей любви к кому-либо. Дальнейшие его размышления были прерваны ее словами:

— Встаньте, сэр, пожалуйста. Я респектабельная женщина. Мне кажется, вы не понимаете, не учитываете мое положение в обществе. То есть, мистер Корнелиан, я замужем. Домашняя хозяйка из Бромли, в Кенте, около Лондона. У меня нет никаких других занятий, сэр.

— Домашняя хозяйка!

Он умоляюще посмотрел на нее, ожидая объяснений.

— У меня нет, подчеркиваю… никаких… других занятий.

Он был озадачен.

— Вы должны объяснить.

— Мистер Корнелиан, я уже намекала, старалась коснуться довольно деликатного вопроса, касающегося… э… определенных принадлежностей. Я не смогла найти их.