Евгений Евтушенко - Ардабиола

- Ты раньше не умел ни о чем не думать... Ты забыл свои мысли, прижалась к нему жена и тронула рукой короткий ежик волос, словно стараясь разбудить в Ардабьеве память. Желая причинить ему боль, чтобы заставить его вспомнить забытое, и мучаясь от собственной жестокости, она сказала: Под моей рукой твои шрамы... Тебя били кастетом и кирпичом по голове, чтобы снять с тебя джинсы. У тебя было двенадцать повреждений черепа. Ты очнулся в трусах на деревянном тротуаре и пополз к отцовскому дому. Ты дополз. Твой брат наложил тебе швы. Я прилетела к тебе в хайрюзовскую больницу. Сначала ты не узнавал никого. Потом узнал мать. Потом меня. Но когда я заплакала и попросила у тебя прощения за то, что я убила твоего ребенка, ты спросил: "Какого ребенка?" Я была счастлива, что ты забыл это. Но ты забыл и многое другое. Ты забыл то, что было с тобой. Неужели эти подонки выбили из тебя память? Так было с Ландау после автомобильной катастрофы: он еще мыслил, но перестал быть гением. С ним произошла нелепая случайность. А у этих подонков была цель: джинсы. Как было бы страшно, если бы в пушкинские времена были джинсы и такие же подонки выбили из Пушкина память. За какие-то жалкие джинсы.

- Но я не Пушкин, - мрачно отшутился Ардабьев.

- Каждый - Пушкин, - не сдавалась она. - Но пушкинское из людей можно выбить. Не только кастетами, а воспитанием, лживыми словами, равнодушием. Уничтожить память о мыслях... Выбить из людей стихи, музыку, великие открытия. Но не все люди сдаются. Не сдавайся, Ардабьев! Вспомни...

- А что, помидоры в наушниках - разве не великое открытие? А баклажаны, созерцающие "Голубой огонек"? - невесело сказал Ардабьев и вдруг увидел перед собой длинные девичьи ресницы и пугающие мертвые глаза подростка, ткнувшего ему в живот револьвер-зажигалку. "Снимай джинса, животное!"

- Ардабьев, потрогай эти листья... Может быть, ты вспомнишь, что это такое... - умоляюще сказала жена, вцепившись в него и не пуская к чемоданам.

- Ну, трогаю... Пыль... - неохотно прикоснулся к растению Ардабьев и вдруг очутился в коровнике, увешанном фотографиями.

Деповская бригада беспаспортных мальчишек стояла под переходящим красным знаменем и лозунгом "Все для фронта!".

"Еще поставят памятник русскому неизвестному фотографу!" - закричал районный фотограф с коротким синеватым носиком.

- Неправда. Нет никакой пыли. Я протираю их каждое утро... Ардабьев, а разве ты не заметил, как вздрогнули листья, когда ты к ним подошел? напряженно глядя то на него, то на растение, спросила жена.

- Не заметил, - ответил Ардабьев, но он соврал.

Голос Ивана Веселых произнес:

Давно уж умер Ленин,

и много окромя,

Твое настало время,

и ты ушел с имя.

- Когда я однажды поставила пластинку Бриттена "Реквием", я вдруг увидела, что этот куст зашевелился, - продолжала жена. - Куст слушал. Он думал. Он как будто хоронил себя под этот реквием.

- Мои работы о музыкальности овощей довели тебя до мистики, мрачновато сказал Ардабьев. - Надо идти... Мишечкины уже выехали...

Он подошел к чемоданам, но путь ему преградил мальчик Витя. Витя ел мыло. Вдруг мальчик Витя исчез.

В незакрытую дверь вошел человек в женских тапочках с помпонами. Человек с помпонами, косясь на жену Ардабьева, мялся.

- Ну, что это за послание от таинственной незнакомки в кепке? попытался улыбнуться Ардабьев, как бы давая этим понять человеку с помпонами, что у него, Ардабьева, нет секретов от жены.

Человек с помпонами протянул Ардабьеву сложенный блокнотный листочек и, почему-то пятясь, удалился.

Ардабьев развернул листочек и показал жене.

- Какая-то чушь... Кто-то меня разыгрывает...

На листочке крупным детским почерком было написано: "Как ваша ардабиола?"

"Не каждый день отец умирает..." - сказал капитан с пушечками на петлицах.

Ардабьев смял листочек и бросил на пол.

- Наверно, кто-то из моих студентов подшутил. Мститель за несданный экзамен. Ничего, тетя Зося уберет... Кстати, где она? Надо оставить ей ключи...

- А я здеся... - сказала тетя Зося, вырастая, как из-под земли. Надолго уезжаете? - У нее были расторопные глаза старушки, собирающей на берегу канала пустые бутылки в дерюжный мешок.

- На три недели, - ответила жена Ардабьева. - Прежде всего выбросьте мусор, потом вымойте пол. Словом, наведите порядок.

- Это мы понимаем... - обиженно сказала тетя Зося.

- Вот корм для попугая. Клетку надо убирать раз в два дня, - продолжала жена Ардабьева.

- А куда самого-то попугая в это время девать? - настороженно спросила тетя Зося.

- Он у нас дисциплинированный. Полетает по комнате, потом сам в клетку сядет, - успокоила ее жена Ардабьева. - А куст поливайте каждое утро...

- А что это за куст? - полюбопытствовала тетя Зося. - Ишь ты! И ягодки на ем есть...

Ни жена Ардабьева, ни сам Ардабьев не ответили ей, и тетя Зося поняла, что это не ее ума дело.

Пока жена Ардабьева закрывала свой чемодан, Ардабьев, понизив голос, сказал тете Зосе:

- Этот куст не поливайте...

- Это как же? - оторопела тетя Зося. - Он же засохнет...

- Ну и пусть засохнет... Надоел он мне! - торопился объяснить Ардабьев.

- А вот хозяйка... - заикнулась было тетя Зося.

- Хозяйка хозяйкой, а хозяин здесь я, - успел ей шепнуть Ардабьев, и тетя Зося вздохнула, поняв, что ее, без вины виноватую, вовлекают в нехорошую семейную историю.

Когда Ардабьев и его жена вошли с чемоданами в лифт, тетя Зося, оставшись одна в квартире, начала подметать веником пол, да и остановилась перед кустом в деревянном ящике.

- Поди разберись, - проворчала тетя Зося, - хозяйка говорит - поливай, хозяин - не поливай... Что за семьи пошли!

И вдруг тетя Зося застыла, обомлев от страха.

Куст потихоньку стал раскачиваться, поскрипывать.

Тетя Зося оглянулась: все окна и дверь были закрыты, и сквозняка быть не могло. Тетя Зося в ужасе поняла, что куст раскачивается не от ветра, а сам по себе. Тетя Зося прижалась к стене и перекрестилась бы, но обе руки были заняты: одна веником, другая совком.

"Мой отец покинул меня, - горестно думала ардабиола, слышавшая этот разговор. - Мой отец приказал этой женщине, чтобы она не давала мне воды. Мой отец хочет, чтобы я умерла. Мой отец даже не помнит, как меня зовут. Мой отец забыл, что я его дочь".

Ардабиола, собрав все силы, раскачивалась все мощней и мощней. Выдернув свой главный корень из земли, ардабиола оперлась им о край деревянного ящика. Ардабиола напряглась, выдирая из земли другие - большие и малые корешки, но так, чтобы их не повредить.

Ардабиола неуклюже переползла через край ящика на пол и неуверенными шагами ребенка, который учится ходить, пошла к окну, оставляя за собой комки земли. Ардабиола вскарабкалась на журнальный столик, смахнув с него телефон, а затем влезла на подоконник. Прижавшись ветвями к стеклу, ардабиола увидела отца, садящегося в машину и покидающего свою дочь навсегда. Ардабиола, размахнувшись, ударилась всем телом об окно и, чувствуя острую боль от осколков, полетела вниз.