Новый Разумный - Артемий Русов

жужжа, натирает вращающимися щетками без того чистый пол. Почувствовав человека, замирает. Над металлическим корпусом возникает объемный символ, означающий «мокрый пол».

Стеклянная дверь открывается не сразу – ИИ-швейцар отвык выполнять профессиональные функции. В холл тут же затекают звуки ночного города: раздается гудение немногочисленных электромобилей, шаги прохожих.

Та же улица, что и в прошлый раз. Но что-то явно изменилось, что-то неуловимое. Люди выглядят иначе. Крохотная деталь то ли появилась, то ли исчезла в их масках-лицах, но именно она поменяла людей до неузнаваемости. Они… сняли черные очки? Сделали прозрачными линзы масок? Они…

Он видит их глаза. Прищуренные, радостные, грустные, что-то ищущие… человеческие. В них – жизнь, опыт прошлых лет, воспоминания. Прохожие – и женщины, и мужчины – больше не отворачиваются и не пытаются заигрывать. Все встречают его взгляд, задерживаются, улыбаются, кивают. Будто с пониманием и прощением…

Или всё это – иллюзия? Картинка, созданная воспаленным сознанием 501-го? Когда-то он верил в благонамеренность Системы, так почему же это должно быть правдой? Что истинно?..

В голове по-прежнему раздается голос, требующий проследовать на рабочее место. Такие, как этот назойливый, всегда уверенно стоят на своем и никогда не уступают.

Как его выключить? 501-й шарит по затылку, стучит пальцем по пластине чипа, подхватывает ногтями его край, тянет – и тут же, вздрогнув от резкой боли, отдергивает руку. Чип приделан намертво.

«Ваши действия неприемлемы, – отвечает голос на действия 501-го и с небольшой задержкой добавляет: – Немедленно проследуйте по указанному маршруту…»

Но 501-й уже всё решил. Он смотрит вверх, видит приглушенный свет фонарей, редко пролетающие электромобили, тянущиеся ввысь здания, самые высокие из которых упираются в металлический потолок. На этот городской ярус никогда не падал и не упадет ни лунный, ни звездный свет. Сюда, с помощью множества отражателей, проникает лишь солнечный.

501-й идет, всё ускоряя шаг, пытается отвлечься, не слышать назойливые наставления Системы. Любые попытки создать собственный маршрут пресекаются, поэтому приходится ориентироваться по немногочисленным голограммам-указателям. Лифт на последний верхний ярус должен быть где-то неподалеку.

Впереди из сверкающего неоном японского заведения выходят несколько женщин и семенят Новому навстречу. Одеты они в украшенные хитроумным узором кимоно, на лицах – овальные белые маски: скупо обозначены глаза, нос и маленький рот. Из клубков черных волос торчат красные палочки, в руках – большие складные веера. 501-й видел подобные костюмы на курсе истории, странно встретить их на улицах современного города. Заметив его удивленный взгляд, гейши хихикают и прячутся за веера, хитро выглядывая поверх.

Преодолев желание заговорить с ними, он проходит мимо, замечает нужный указатель – лифт за поворотом. Оттуда доносится сообщение, что транзит на верхний ярус будет осуществлен через минуту.

501-й выходит к небольшой круглой платформе, всего лишь человек на десять. На грязной, едва мигающей фиолетовым площадке стоят двое: мужчина в модной одежде и сгорбленный старик в сером тряпье. Первый с интересом поглядывает на Нового, второй не обращает на него никакого внимания. Светло-серые, блеклые глаза старика смотрят куда-то в стену, заляпанная потрескавшаяся маска полукругом открывает щетинистый подбородок.

Раздается резкий гудок. Мужчина вздрагивает, озирается. Его сосед по-прежнему неподвижен.

– Нарушитель, – звучит откуда-то сверху громкий бас. – Нарушитель. Немедленно покинуть платформу.

Мужчина соскакивает, со страхом смотрит на Нового, быстро пятится и исчезает в тени одного из коридоров. Старик остается стоять.

Система не дает совершить транзит, догадывается 501-й. Как же раньше он не сообразил? Просто так его не отпустят.

Откуда-то, постепенно усиливаясь, доносится знакомое гудение. Это несется патрульный дрон. Сюда. За ним.

На стене напротив подрагивает голографическая табличка «Служебная лестница» – расположенная под ней ролл-дверь со скрипом поднимается, в светлом проеме мелькает знакомое кимоно.

В голове громко пульсирует: «Оставайтесь на месте! Любое неповиновение будет караться по всей строгости Кодекса…»

Но Кодекс уже нарушен. «Последний шанс», о котором говорил доктор 015-й, не был нужен 501-му раньше и тем более не нужен сейчас. Теперь 501-й отчетливо понимает, что не вернется в рутину отлаженного механизма. Общество Новых стало противно ему настолько же, насколько им противен он – субъект с девиантным поведением, подвергающий опасности окружающих. Его непременно попытаются нейтрализовать… Но если сдаться, не оказывать сопротивления, его могут оставить в живых, он получит новую работу, приносящую удовольствие, а после смерти у него будет лучшее место во Всемирном Информационном Пространстве…

Нет! Эти предательские рассуждения поступают извне. Проклятая Система!

501-й бросается в сторону открытой двери. Резкая боль пронзает затылок. 501-й вскрикивает, хватается за чип – холодный металл обжигает ладонь. «Стоп! – ударяет в голову. – Немедленно остановитесь!» Он идет вперед, шаг за шагом. Боль резко усиливается. Скулы сводит, в висках стучит кровь, из сощуренных глаз катятся слезы.

Да чего они хотят? Почему просто не отпустят? У них работников даже сейчас с избытком, и каждый день прибывает по нескольку тысяч… Чего вцепились? Что для них значит всего один бракованный болтик?!.

Дверь совсем близко. На пыльных ступенях, ведущих вверх, виднеются следы.

501-й спотыкается, больно бьется коленями, падает. Голова разрывается от ужасного напряжения. Раскаленный чип ввинчивается в мозг, мышцы скручивает узлами. В бешено мечущемся сознании мелькают обрывки мыслей, образов. Он кричит, и из него хлещет боль, багрово-кровавая, шипастая, неистово воющая и беспрестанно бьющая, бьющая, бьющая. Кроме нее, нет больше ничего.

Она – единственное, что существует и что вообще когда-либо существовало.

Она – Вселенная.

Из багровой пелены к нему тянутся тонкие белые женские руки. Они аккуратно, по-матерински касаются его, ласково гладят по лбу, а потом с неожиданной силой хватают за плечи и начинают тащить, вытягивать, выволакивать. Но боль тянет назад, в бездну, в омут, в ад. Она кажется намного сильнее спасительных рук, но это – лишь видимость, фальшь. Иначе всё уже было бы кончено.

Яркая вспышка – и боль резко отступает. Сведенные мышцы расслабляются, невидящие глаза медленно закрываются. Тело словно куда-то проваливается, и 501-й парит в бесконечном белом пространстве. В голове нет ничего, лишь абсолютное спокойствие. Недавно пережитый ужас теперь видится глупым сном, да что там – бредовой фантазией. Такого просто не может быть в мире, где есть этот белый, чистый, всепроникающий свет.

Откуда-то доносится звонкий смех. Источник определить нельзя, ведь здесь, как и во всём мире, нет ничего, кроме света. И всё же ясно, что смеется именно она. Аманда Ли. Смеется так радостно, так беззаботно и неподдельно… Ребенку никогда не приходит в голову, что смерть может настигнуть в любой момент, прийти просто так, безо всякой причины, без приглашения; что кто-то волен отнять жизнь, не предложив ничего взамен; что