Ружье на динозавра - Лайон Спрэг Де Камп

на нем шлем классического эллинского типа. Когда он приблизился, я понял, что это не совсем так, поскольку гребень на шлеме был сделан из перьев, а не из конского волоса. Пластины, защищающие нос и щеки, скрывали большую часть лица, но было видно, что человек темнокожий и безбородый. На нем была кольчужная рубаха, длинные кожаные штаны и низкие туфли. Он был вооружен луком и маленьким щитом, притороченными к седлу, а за спиной его на перевязи висело небольшое копье. Я понял, что это не древние времена, потому что всадник сидел в большом, хорошо выделанном седле со стременами.

Пока я тупо таращился на человека, он выхватил копье из чехла и взял его наперевес. Он говорил на незнакомом мне языке.

Я встал, подняв руки над головой в знак подчинения. Человек продолжал повторять свой вопрос, громче и громче, тыкая в мою сторону копьем. Все, что я мог ответить, было «Я не понимаю» на языках, которые я знал, но ни один из них ему, похоже, не был знаком.

Наконец он развернул лошадь, отрывисто выкрикнул какую-то команду, указал вдоль пляжа в ту сторону, откуда появился, и ткнул меня древком копья. Я похромал вперед, а дождь, кровь и слезы текли по моему лицу.

Все остальное вы более или менее знаете. Поскольку я не мог внятно объяснить, кто я такой, сашим Ленапе, Вайотан Жирный, объявил меня рабом. Четырнадцать лет я трудился в его поместье, занимаясь кормлением свиней и колкой лучины. Когда Вайотан умер и был выбран новый сашим, тот решил, что я слишком стар для такой работы, особенно если учесть, что я был почти калекой после побоев от Вайотана и его надсмотрщиков. Узнав, что я обладаю навыками письма (поскольку я уже обучился устному и письменному алгонкинскому), несмотря на мои увечья, он освободил меня и сделал официальным библиотекарем.

Теоретически я мог идти куда захочу, но я почти не пользовался этой возможностью. Я слишком стар и слаб для трудностей путешествий в этом мире, а большинство других мест, насколько я могу судить, такие же варварские, как и это. Кроме того, несколько делаваров приходят слушать мои лекции о природе человека и Вселенной и достоинствах научного метода. Возможно, я смог разжечь небольшую искру здесь, после того как не сумел этого сделать в 340 году до нашей эры.

Когда я пошел работать в библиотеку, моя первая мысль была – найти, что же случилось, что привело мир к его нынешнему виду.

Предшественник Вайотана собрал значительную библиотеку, которой Вайотан пренебрегал, так что некоторые книги были погрызены крысами, а другие разрушились от сырости. И все же их сохранилось достаточно, чтобы дать мне хорошие примеры мировой литературы с античных времен до наших дней. Там была даже «История» Геродота и диалоги Платона, идентичные тем версиям, что существовали в моем мире.

Мне приходилось преодолевать новые языковые барьеры, поскольку европейские языки этого мира отличаются от языков в моем мире, хотя и родственны им. Английский здесь сегодня, например, ближе к голландскому моего мира, как результат того, что Англия никогда не была покорена норманнами.

Мне также трудно читать без очков. К счастью, большинство этих манускриптов написаны от руки, крупно и разборчиво. Пару лет назад я раздобыл очки, привезенные из Китая, где после изобретения печатного пресса успешно развилась промышленность. Но, поскольку в этом мире их изобрели совсем недавно, очки оказались не так хороши, как в моем.

Я перерыл все книги по истории, чтобы найти, когда и как ваша история отклонилась от моей. Я обнаружил, что различия начались довольно рано. Александр совершил свой индийский поход, но не умер по возвращению из него в возрасте тридцати двух лет. В вашем мире он прожил на пятнадцать лет дольше, пока наконец не пал в битве с сарматами в горах Кавказа.

Я не знаю, почему такой краткий контакт со мной позволил ему избежать малярийного комара, который сразил его в моем мире. Возможно, я пробудил в нем бóльший интерес к Индии, чем у него был бы в противном случае, что привело к более длительному пребыванию там, так что весь последующий ход событий изменился. Его империя продержалась почти столетие, вместо того чтобы распасться после его смерти, как это случилось в моем мире.

Римляне здесь тоже покорили все Средиземноморье, но ход этих завоеваний и имена выдающихся римлян были совсем другими. Две главные религии моего мира, христианство и ислам, вообще не появились. Вместо них мы имеем митраизм, одинизм и сотеризм, последняя – это египетско-эллинский синтез, основанный тем пламенным египетским пророком, которого его последователи называли греческим словом «сотер», или «спаситель».

И все же античная история следовала тем же общим курсом, что и в моем мире, хотя акторы и носили другие имена. Римская империя тоже распалась, хотя это падение отличалось в деталях: в Риме правил гуннский император, а в Антиохии – готский.

Как раз после падения Римской империи начались существенные различия. В моем мире примерно девятьсот лет назад произошло возрождение в области образования, за которым последовала научная революция, начавшаяся четыре столетия спустя. В вашей истории возрождение образования случилось столетиями позже, а научной революции считай что и не было. Компас и парусные корабли с полным оснащением не изобрели, поэтому Северная Америка (я имею в виду Гесперию) была открыта и заселена по северному маршруту, через Исландию, и медленнее, чем в моем мире. В отсутствие ружей, которые тоже не изобрели, коренные индейцы не были сметены с лица земли вторжением европейцев, удержали свои земли и постепенно научились кузнечному и ткацкому делу, ремеслу хлеборобов и тому подобному. Теперь большинство европейских поселений ассимилировались, хотя в правящих семьях абенаков и мохеганов часто встречаются голубоглазые, и они все еще называют себя Свен или Эрик.

Я хотел бы добраться до работ Аристотеля, чтобы увидеть, какое воздействие я оказал на него, и попробовать связать этот эффект с последующим курсом истории. По ссылкам в некоторых работах этой библиотеки я сделал вывод, что многие из его писаний дошли до нынешних времен, хотя заглавия казались отличными от тех, что выжили в моем мире. Единственными наличными примерами его писаний в библиотеке были три эссе: «О справедливости», «Об образовании» и «О страстях и гневе». Ни в одном из них мое влияние не было заметно.

Я просмотрел большую часть собрания сашима, когда нашел ключ, который искал. Это был иберийский перевод «Жизней великих философов», некоего Диомеда из Мазаки. Я никогда не слышал о Диомеде в истории литературы