Облепиховый остров - Николай Жданов

Я бы выбрался через оконную форточку, если пришлось бы. Мы могли бы уйти далеко-далеко. Неважно, куда, неважно, к кому», – размышлял он в тот момент. Вдруг снова раздался угрожающий мужской рев и неожиданный удар с лязгом разбитого стекла (значит, это было окно, – догадался мальчик). После этого последовали шумные крики и звуки борьбы, дребезжание посуды и резкий сильный удар по двери, который заставил его испуганно спрятаться под одеяло. В дрожащем состоянии он представлял, что происходит, потому что такие ситуации он переживал уже не раз. Каждый раз это были новые незнакомые проходимцы с улицы, «отбросы общества», как их называла мама, и каждый раз ему было страшно, как в первый раз. Показалось, что эта безумная ночь никогда не кончится. Слёзы страха и отчаяния наполнили его глаза. Но вот толпа с шумом уходила. В доме вновь наступила тишина. Когда он осмелился выглянуть из-под одеяла, в темной комнате мерцали красные и синие огоньки. Приоткрыв шторку, он увидел у дома полицейскую машину с мигалками на крыше. Через минуту, тяжело дыша, на цыпочках вошла в комнату мама. Крепко обняв его и поцеловав в щечку, она вручила ингалятор для горла, велев спать, и ушла. Он свернулся калачиком, измученный и разбитый, чувствуя на своем лице холодные слезы матери. «Кто-то сейчас мирно спит и, наверное, видит сладкие сны или строит планы о завтрашнем чудесном дне. А я… каким будет мое завтра?» – с жалостью и болью все думал он. Чуть не задыхаясь от пережитого, он ещё долго не мог заснуть. Лежа в темноте, он слушал шум улицы, вихрь своих собственных мыслей и неведомое будущее, сквозь пелену смутных надежд и опасений. Наконец усталость взяла верх, он заснул, но его сон был неспокойным, полный кошмаров и тени прошедшей ночи.

– Сынок, к тебе пришли. Ты, наверно, плохо спал, бедненький, – с сочувствием сказала мама.

Мальчик очнулся от своих дум и заметил, как детский голос с улицы уже который раз выкрикивал его имя. Рэм, соседский мальчик и товарищ из школы, собирался на площадь, чтобы «поглазеть» на праздничное мероприятие, и пришёл позвать Капио присоединиться.

– Привет! Конечно, я хочу пойти. Только у мамы отпрошусь, – ответил в окно Капио и повернулся к маме. Он состроил милое лицо и просто, улыбнувшись, вопросительно наклонил голову.

Мама ответила тем же и улыбнулась, на их языке это было «да».

– Ну, сходи, сходи. Только к обеду я жду тебя дома, договорились?

Капио спрыгнул с табуретки, и уже выбегая из дома, закричал:

– Конечно, мам, я туда и обратно!

Друзья вприпрыжку устремились по центральной улице, о чем-то живо болтая, и вскоре нагнали неторопливо движущуюся демонстрацию. Рэм, увлекая за собой приятеля, влился в самую гущу. Кругом стояла многоголосица, пестрели различные плакаты, флажки, ленты. Было много детей с родителями, все нарядно одетые и аккуратные. Тут и там люди, образовывая широкие круги, наблюдали за различными номерами и представлениями сюжетов из жизни и смерти Святой Суси. Актеры играли так неистово, точно находились в каком-то трансе.

– Смотри! Сейчас выкатят обруч с привязанной к нему женщиной, – со знающим видом воскликнул Рэм.

Капио уже не нравились все эти сумасшедшие пляски. Рем же, напротив, с увлечением наблюдал за всем происходящим. Но, заметив потерянный вид своего друга, решил как-то порадовать его.

– Тогда, может, по мороженому? Вон стоит тележка. Пошли! – воскликнул он.

– Я… я не хочу, – неуверенно ответил Капио.

– Пошли, пошли, я угощаю. Смотри, что папа с мамой дали мне сегодня, вот…, – тянул за рукав и настаивал Рэм, на ходу доставая и показывая из кармана пару свёрнутых в трубочку цветных бумажек, среди которых Капио узнал зелёную, с цифрой 10.

Как-то раз, отец его отправил с такой же бумажкой и приложенной к ней запиской в магазин, но он по дороге каким-то образом, сам не зная каким, обронил ее, за что по возвращении был жестоко отхлестан электрическим шнуром. Ещё один из уродливых моментов жизни всплыл у него в памяти, дрожь пробежала по когда-то исполосованной до крови спине. Капио только рассеяно наблюдал за этой бумажкой, вспоминая, как он тогда ее даже возненавидел. Ему и теперь эти деньги казались отвратительными. Ком встал в горле. Все эти люди и их, как казалось, беззаботная суета и неуемная болтовня, их самодовольный смех и беспричинная радость – все вокруг стало раздражать его. Голова закружилась, и все видимое и осязаемое вокруг превратилось в одну абстрактную массу, вдруг вызвав в нем необъяснимое отвращение. Ему захотелось прямо в эту секунду удрать из этого места и оказаться там, где можно побыть одному, не зависеть ни от кого, не оправдываться и не лгать со стыда, не скрывать своих слез и не выслушивать глупых, дежурных и равнодушных вопросов.

– На, держи, – повернулся Рэм с морожеными в руках, но Капио уже не было на месте. – Капио? Ээй? – Только крикнул Рэм, изумлённо ища глазами приятеля в бурлящей толпе.

Тем временем Капио лихорадочно пробивался сквозь людской поток, пытаясь скорее выбраться. Один раз нечаянно наступил взрослому на ногу, за что услышал вслед зычное: «Смотри куда идёшь, щенок!» и вдогонку схлопотал подзатыльник. Очень скоро он уже находился на краю этой демонстрации, довольно разреженной, и искал любой выход с площади. Еще тогда, стоя с Рэмом, он сразу же решил куда направится. Свой город он знал до последнего гобом забытого закоулка. Наконец, появилась одна из тех улочек, что вела к озеру, куда он сразу же и свернул. Всего через пару десятков домов он дошёл до тупика, дальше его ждал овраг с камышами, а за ними сразу пологое широкое поле. До озера было не близко, но это нисколько не пугало Капио, скорее, в эту минуту он даже не задумывался об этом. Он просто хотел поскорее добраться до «его укромного уголка», представляя, что он – вольная птица, вырвавшаяся из клетки и летящая в свои необъятные просторы, полные загадок и ответов. Перед ним предстало залитое полуденным солнцем мирное озеро, и вся эта мерцающая серебром бескрайняя гладь казалась ему его истинным домом. Он представлял себе, что это озеро словно его вторая мать, а может, словно все его незримые предки, приютят и защитят его. А он, обретя покой, растворится в их ласковых объятьях. Морской воздух, усиливаясь, все больше и мягче наполнял грудь, нежной струей приливал к голове, лаская мысли и изгоняя из души все тревоги. Капио обожал такие моменты самозабвенного восторга и необъяснимого