Держись, внучок! - Полина Люро

а он, наевшись и посмеявшись над убогостью обстановки, рассказал, что «в будущем» всё это барахло выкинут на помойку и переработают. Мир неузнаваемо изменится: переложив тяжёлую работу на искусственный интеллект, люди станут свободны для занятия творчеством и развития науки.

Я послушно кивал, заметив, что банальные, словно взятые из фантастической книги фразы произносилось моим «гостем» как-то уныло и без всякого энтузиазма.

Печально посмотрел на Дэни:

— Это всё здорово, «внучок», но почему тогда ты так несчастен? Что-то случилось, могу я чем-то помочь «родственнику»?

Улыбка мгновенно сползла с побледневшего лица мальчишки. Видно, эти слова задели его за живое, и он поднял на меня огромные, сумасшедшие глаза:

— А ты точно такой, как о тебе рассказывала бабушка: слишком мягкий и доверчивый. Пустил незнакомца в квартиру, а вдруг я ― преступник?

— Но если и так? Ты мой «внук», не могу же я тебя выгнать, — улыбнулся, принимая игру.

Щёки Дэни вспыхнули совсем как у Лизы, и, неожиданно вскочив, он сжал кулаки, так что я невольно отшатнулся. Парнишка с горечью почти прокричал мне в лицо:

— Тебе не следовало оставаться здесь и отпускать бабушку с отцом. Там ей без тебя было очень плохо, она всю жизнь помнила и страдала…

Я не понимал, о чём он говорил, но заволновался, увидев, как мой «гость» расстроился. «Внучок» подошёл к старому дивану и, видимо, сильно разозлившись, с размаху плюхнулся на него. Его голос сразу стал холодным и жёстким:

— А теперь я буду спать, не хочу больше с тобой разговаривать, но сначала возьми на память этот перстень. Когда мы расстанемся, будешь вспоминать о своём ни на что негодном внуке.

Он поманил меня к себе, и на его губах снова заиграла странная насмешливая улыбка. Дэни почти насильно натянул на палец небольшой простенький перстень, улёгся на диван и отвернулся, совсем как я, поджав ноги к животу. Осторожно накрыл пледом его торчащие из-под слишком коротких брюк голые лождыжки и, сев в кресло напротив, задумался.

Не помню, сколько я так просидел, даже не заметив, как задремал и провалился в кошмар: вокруг среди пугающей темноты во вспышках яркого света мелькали лица незнакомых людей. Они суетились, втыкая в моё тело иглы, но я совсем не чувствовал боли, только странную слабость и головокружение. Инстинктивно пытался выбраться из жуткого видения, но непослушные глаза не желали открываться. А когда, наконец, удалось справиться с собой, ужас сменился растерянностью:

— Что происходит? Где я ― всё ещё барахтаюсь в этом отвратительном сне или уже умер?

Прозрачная капсула, в которой лежало моё обессиленное тело, с лёгким шипением открылась. Вокруг неё столпились люди в белых халатах и голубых полупрозрачных комбинезонах. Оживлённо переговариваясь и смеясь, они поздравляли высокого худого мужчину, пожимая ему руки.

— Получилось, профессор! Это невероятный прогресс: подопытный вернулся без видимых повреждений. Все медицинские показатели в пределах нормы: парень немного волнуется, но это и понятно. Он, кажется, не понимает, что с ним произошло, объясните ему сами. Не будем Вам мешать…

Они вышли, галдя, как стая ворон, не переставая бросать завистливые взгляды на профессора, пока тот не спускал с меня внимательных настороженных глаз.

Я понял, что нахожусь в больнице, но сколько ни старался, не мог вспомнить, как туда попал. Первым вопросом был:

— Где я?

Профессор вздрогнул, его глаза испуганно округлились, но он быстро взял себя в руки, похлопав меня по плечу. Этот незнакомый человек изо всех сил старался казаться довольным, однако его голос для этого звучал слишком уж озабоченно:

— Вы молодец, Дэни. Не побоялись принять участие в таком опасном эксперименте. Лучше один раз рискнуть, чем провести остаток дней в камере, верно?

Я особенно не прислушивался к его словам, продолжая непонимающе вертеть головой и задавая вопрос за вопросом:

— Вы ошибаетесь, меня зовут Дмитрий, а не Дэни. Где человек, утверждавший, что он мой внук? Как я оказался в больнице, мне, наверное, стало плохо? Что с вами, доктор, отчего Вы так побледнели?

Профессор схватился за голову и начал ругаться по-русски. Только теперь я понял, почему вначале произносимые им слова показались странными, как и речь тех, других людей: все они говорили на чужом, хоть и хорошо мне известном английском языке.

Профессор застонал:

— Чертов Дэни всех провёл, подсунул вместо себя своего родственника. Вот почему он выбрал для перемещения именно эту дату. Какой же я осёл, безнадёжный тупица! Что же теперь делать? Это провал…

Я сел в капсуле, с ужасом глядя на доктора, не в силах поверить в происходящее. Осторожно тронул его за рукав, пытаясь привлечь к себе внимание:

— Что теперь со мной будет, профессор?

Он посмотрел полными отчаяния глазами и тяжело вздохнул:

— Сочувствую, Дмитрий. Вам здорово не повезло: Дэни ― известный мошенник. Он отдал перстень, на самом деле являющийся элементом экспериментального аппарата, созданного для перемещения во времени. Поэтому Вы здесь, ― учёный начал быстро ходить вдоль капсулы, нервно «похрустывая» пальцами, чем ужасно меня раздражал, ― запомните: его ни в коем случае нельзя снимать самостоятельно ― это смертельно опасно. Завтра я сам всё сделаю в специальной камере.

Дрожащей ладонью он поглаживал большую вспотевшую лысину:

— Пока отдохните в палате, а потом Вам, к сожалению, придётся вернуться в тюрьму. Постараюсь, чтобы срок заключения был уменьшен ― это единственное, что я могу для Вас сделать. Прошу, не пытайтесь рассказывать всем эту историю: никто не поверит, а Вы попадете в лечебницу другого плана, где гораздо хуже, чем в современной комфортабельной тюрьме.

Он вышел, на прощание прижав палец к губам, поручив каким-то людям перевезли меня на каталке в отдельную палату. Они спорили по-английски, совершенно не обращая на меня внимания и делая ставки:

— Выживет ли участник эксперимента или загнётся, как другие до него?

От этого бреда, обрушившегося на мою голову, хотелось не просто кричать, а выть по-звериному, но и это оказалось невозможно ― горло перехватило спазмом, и голос пропал. Накачанный успокоительными препаратами, я лежал на койке в светлой комнате, растерянный и подавленный, вынужденный пялиться в потолок, не в состоянии даже заплакать…

Оставалось только ждать приближающегося забытья, чувствуя, как тяжелеют и набухают огнём веки. И в этот момент дверь в палату тихо открылась, впуская врача в голубом комбинезоне, одного из многих, что приходили сегодня на меня посмотреть. Я возненавидел их счастливые, цокающие языками рожи, повторявшие раз за разом одно и тоже:

— Надо же, какой прогресс… ― сволочи, бездушные твари, а ваш профессор ― хуже всех, лицемер…

Очередной доктор повел себя странно. Он осторожно