Далекое лето - Ся Цзя

Никто никогда не говорил с ней так, и я, конечно, знал это. Никто. Однако этот холодный тон был моей единственной защитой, единственной возможностью сохранить нелепое чувство собственного достоинства.

В наступившей тишине я слышал только шелест листьев на ветру и беспомощное дрожание угольного карандаша в моих пальцах. Вдруг Анна сделала шаг вперёд, её щеки вспыхнули от гнева и волнения, делая её ещё краше.

– Ладно уж! Ты же знаешь, у нас не так много времени, – сказала она. – Почему бы нам просто не поболтать?

– О чём?

– О чём-нибудь таком, что мы не знаем друг о друге. – Её яркие чёрные глаза смотрели на меня с вызовом. – Или о том, чего никто не знает. Если у тебя, конечно, хватит смелости.

Я растерянно сидел на месте. Анна раздвинула примулы, подошла ко мне и, обняв колени, присела рядом, разом став гораздо ниже меня. Тёплые солнечные блики мелькали в её мягких волосах так, что черные пряди отливали светло-бордовым оттенком.

Вокруг по-прежнему было тихо. В этом мире не было ни поющих птиц, ни стрекочущих цикад. Только мы двое сидели среди пышной зелени, почти позабыв о вездесущих наблюдателях.

– Допустим. И о чём же говорить? – наконец, жалобно спросил я.

– На самом деле у каждого из нас много секретов, верно? Какие-то из них Они видят, а какие-то нет. Анна смотрела на тени деревьев над головой. Её голос был таким мягким, что походил на вздох. – До восемнадцати лет для меня ванная комната была единственным местом, куда камерам было запрещено проникать. Можно было спрятаться там и делать что угодно. Однажды я заперлась там на целые сутки. Им пришлось подсылать людей, чтобы те попеременно стучали в дверь, а моя мама плакала от тревоги. Но это было очень давно.

– О, я помню! В сети люди делали ставки на то, что ты там делала. Вовлечённость пользователей была невероятно высокой.

– По правде говоря, я спала. Сняла с себя всю одежду, легла в ванну и просто крепко спала. – Уголки её губ слегка поднялись, что можно было принять за лёгкую улыбку.

– И как это было?

– Ве-ли-ко-леп-но.

– Да уж, могу себе представить.

– А ты, маленький принц? – Анна взглянула на меня. – Теперь ты рассказывай.

– Что ж, мне на ум пришёл только один нелепый случай, – сказал я. – Это тоже было в детстве. Однажды я спрятался в ванной с мыслями о том, а не покончить ли мне с собой? Долго думал. В конце концов я принял решение самоубиться и выпил целую бутылку ополаскивателя для зубов.

– Ополаскивателя?

– Я думал, раз эта жидкость убивает бактерии, то она может убить и меня. В итоге, как ты понимаешь, ничего не вышло. Уж не знаю, что там было в составе, вкус был мерзкий, но яда там точно не было.

Анна на мгновение остолбенела, но тут же расхохоталась. Смех её, чистый и яркий, был похож на звук отполированной до блеска новой серебряной посуды.

– Ополаскиватель! Боже, какой ты забавный!

– В тот момент я правда был уверен, что смогу умереть. – Я хотел объясниться. – Во всяком случае, тогда я считал, что если продолжу и дальше пить ополаскиватель, то точно умру. Я рыдал, стоя напротив зеркала, и глоток за глотком продолжал пить.

– Сколько тебе было лет?

– Уже и не помню… Наверное, шесть-семь.

– Ох, дурачок ты! На твоём месте я хотя бы попыталась выйти отсюда и умереть снаружи.

– Сейчас я уже не хочу умереть. Во всяком случае, не тороплюсь…

– А почему?

– Доктор сказал, что я, возможно, проживу ещё десять лет. Десять лет не так уж и много, но и не мало, этого вполне достаточно, чтобы ещё немного посмотреть на этот мир. – Я смело посмотрел ей в глаза. – Так много красивых цветов и листьев, такой богатый мир, и такие разные люди, а вдобавок ещё и красивые девушки-ангелы. Я бы хотел ещё посмотреть на всё это.

Наступила пауза. Анна вздохнула и посмотрела на качающиеся на ветру дубовые листья у себя над головой.

– А помнишь ли ты вечер, когда небо было на редкость ясным, и звёзды сияли будто на бархатно-чёрном фоне? Я смотрела на твою картину с фиалками у себя над кроватью и вдруг очень захотела узнать, что ты делаешь в эту минуту. И включила твой канал.

– И что ты увидела?

– Я увидела тебя, сидящего под жёлтым светом светильника, ты только-только включил мой канал. В тот момент мы были как два шпиона, глядящих друг на друга через плечо, вглядывались в наши маленькие изображения, которые смотрели на нас в ответ, и так до бесконечности. Почти мгновенно мы вместе отключили изображение, и всё исчезло, будто это был сон.

Анна опустила голову, её иссиня-чёрные локоны упали на лоб, скрывая лицо. После долгой паузы она повернулась ко мне и серьёзно спросила:

– Скажи мне, что ты делал после этого?

Я долго колебался, но все-таки ответил:

– Я лежал в траве и плакал, как щенок.

– Понятно. – Анна слегка прикусила губу, как на её месте могла сделать любая другая обычная пятнадцатилетняя девушка. – А я не плачу. Ты можешь драться, плеваться, бегать голышом, принимать наркотики, обрить голову, делать татуировки и ругаться последними словами. Но никогда не позволяй Им видеть, как ты плачешь.

– Ты права, – кивнул я. – Я больше не заплачу.

Откуда-то издалека донёсся бой часов: словно напоминая о том, что спектакль заканчивается, занавес опускается, а там снаружи есть мир больше нашего здесь. Анна встала и начала стряхивать мелкие травинки, прилипшие к свитеру.

– Мне нужно идти, вечером у меня ещё небольшая вечеринка, – сказала она. – Я была рада поболтать с тобой.

– Я тоже.

Я почувствовал, как под её взглядом у меня снова вспыхнул лоб.

– А что всё-таки с твоими иллюстрациями…

– Да забудь ты о чёртовых иллюстрациях, – резко перебила меня Анна, а затем совершенно неожиданно наклонилась и крепко обняла меня.

– Не забывай меня, Томми, – прошептала она мне на ухо влажными губами.

Я колебался лишь минуту. Времени оставалось мало, и я тоже изо всех сил обнял Анну. Её волосы неожиданно пахли берёзами. Чистотой и свежестью.

Не знаю, сколько людей смотрели эту сцену с завистливой ненавистью или полными слёз глазами. К чёрту! Всё это не имело значения.

– Запомни: никогда не плачь, – вот были её последние слова.

Больше она ничего не сказала и ушла, не оборачиваясь.

В тот прохладный весенний день я в последний раз увидел Анну живьём. Она уходила, и край её тёмно-зелёного свитера касался свежих листьев примул, а вскоре она исчезла