О нефрите и драконах - Эмбер Чэнь

смотрел на нее сверху вниз и явно не собирался извиняться за то, что напугал ее.

– Что ты там делаешь? – воскликнула Инь, но тут же поднесла кулак к груди и поклонилась. – Простите меня, мой бейл. Я не хотела, чтобы все так вышло.

Улыбка тронула уголки губ бейла.

– Не хочешь ли ко мне присоединиться? – спросил он. – Отсюда открывается потрясающий вид. Один из лучших в Фэе.

Инь колебалась. Бейл может себе позволить пренебречь приличиями и выпивать на крыше. Она – совсем другое дело.

– Как ты вообще туда забрался?

Расстояние от земли до крыши было немалым – в два роста Вэня. Если Е-ян оступится и свалится, то наверняка переломает себе кости.

– Мой цингун хорош, и я неплохо бегаю по вертикальным поверхностям, – ответил Е-ян.

– Что? – воскликнула Инь. Цингун существует? Она представила себе, как Е-ян прыгает с крыши на крышу и перелетает с ветки на ветку, едва касаясь их кончиками пальцев.

Деревенский сказочник на Хуайжэне любил рассказывать детям истории о древних династиях Великой Нефритовой империи, где высокородные рыцари и неуловимые убийцы сходились в грандиозных схватках, в основном не касаясь земли. Для объяснения магии, лежащей в основе их действий в воздухе, был придуман термин «цингун» – искусство быть легким как перышко. Именно оно вдохновило ее на создание крыльев.

Е-ян фыркнул, и Инь впервые заметила на левой щеке бейла ямочку.

– Я пошутил, – сказал он. – Не надо так возмущаться. – Он жестом указал налево, где, прислоненная к краю крыши и частично скрытая в тени, стояла бамбуковая лестница. – Поднимайся, если не боишься.

Боишься? Она прыгала со скал! Что по сравнению с ними какая-то жалкая крыша?

Инь никогда не отступала перед вызовом. Отбросив недолгие сомнения, она осмотрелась, чтобы убедиться, что вокруг никого, и вскарабкалась по ступенькам лестницы, уселась рядом с бейлом и надменно задрала нос.

Е-ян протянул ей кувшин с вином.

– Будешь?

Инь схватила кувшин и сделала торопливый глоток. Едкие пары алкоголя ударили прямо в нос. Она закашлялась.

Бейл расхохотался, закинув голову. Ямочка на левой щеке стала еще глубже. Так он больше походил не на бейла, а на обыкновенного парня.

– Аньхуэй Инь, – сказал он, – интересно, как тебя воспитывали на Хуайжэне. Я думал, что женщины с лугов не такие хрупкие, как жительницы Фэя. – Он окинул взглядом ее тощую фигурку и покачал головой. – Похоже, я ошибался.

– Я вовсе не хрупкая. А если бы и была, какое это имеет значение? Инженер работает мозгами, а не мускулами, – хмыкнула Инь.

– Очень справедливо. Теперь понятно, почему мастера Гильдии по большей части – старые сморчки, которых унесет любой порыв ветра.

– Ты пьян? – с подозрением спросила Инь. Его загорелые щеки заливал легкий румянец. Прищурившись, она заглянула внутрь кувшина. Он был пуст почти на три четверти.

– Может быть.

– Верни мне мой веер.

– Я пьян, но не настолько, – ответил Е-ян, искоса взглянув на нее. Он разлегся на черепице, заложив руки за голову. – Давненько мне не удавалось выпить с кем-нибудь. Спасибо, – сказал он.

– Э-э-э… Не за что! – Инь посмотрела на Е-яна с любопытством. Он слегка прикрыл глаза. Широкая улыбка исчезла, и его лицо приняло спокойное выражение, к которому она больше привыкла.

Е-ян был загадкой, головоломкой, которую она не могла разгадать. Казалось, в нем уживаются две личности, и она не могла с уверенностью сказать, какая из них настоящая. В нем с легкостью объединялись молодость и авторитет – сочетание, о котором всегда мечтал ее брат Вэнь.

– И часто ты пьешь в одиночестве? – спросила она.

Он покачал головой.

– Выпивка – это роскошь, на которую нет времени, – ответил он. – Эти испытания в Гильдии для меня – предлог немного расслабиться.

Инь последовала его примеру и улеглась на холодную черепицу, устремив взгляд в небо. Здания Гильдии располагались на возвышенности, вдали от городских огней, поэтому отсюда звездам не было счета, словно светлячкам, мигающим в темноте.

Отец, ты тоже когда-то лежал здесь и считал звезды?

– Как тебе Гильдия? – спросил Е-ян. – Похоже на то, как ты ее себе представляла?

Инь вспомнила о модели первого дирижабля в главном зале, и глаза ее заблестели от восторга.

– Даже лучше, – сказала она. – Здесь все и происходило. Величайшие достижения инженерной мысли в истории Аньтажаня. Здесь сны обретают реальность.

– Сны и кошмары – две стороны одной медали, – пробормотал Е-ян.

Инь нахмурилась. Его слова задели ее, разбудили воспоминания о страшной смерти отца.

– Мой бейл, что вы знаете о моем отце? – спросила она. – Вы говорили, что много слыхали о нем.

– Зови меня Е-ян, – поморщившись, напомнил он. – Я был еще ребенком, когда он покинул Фэй, и потому все, что мне известно, я узнал от своих учителей. Твой отец, Аньхуэй Шаньцзинь, был вундеркиндом невиданного уровня. Он учился под опекой тогдашнего великого мастера, Аогэ Жуша. Моего деда. – В его голосе прозвучало благоговение, которого она никогда раньше не слышала. Стало понятно, как глубоко он уважает этого человека.

– Предыдущий великий мастер был твоим дедом?

– Да. Это было еще до объединения Девяти островов, и Верховное командование Аогэ было лишь кланом Аогэ из Фэя, примерно как твой клан. Мой дед был одержим инженерным искусством; оно занимало его куда больше, чем управление. Он стремился к совершенству во всем, поэтому можно только представить, насколько талантлив был твой отец, раз дед взял его под свое крыло.

Инь представила себе отца в молодости – как он прогуливался по этим самым дворикам, склонялся над своим рабочим столом, кропотливо работал над сложными эскизами и проектами. Она никогда не сомневалась в мастерстве отца, для нее он всегда был образцом и примером, но, слыша, как столько людей превозносят его таланты, все равно раздувалась от гордости.

– Помню одну историю, – вполголоса продолжил Е-ян, – одновременно невероятную и правдоподобную. Каждый год Гильдия устраивает соревнование для всех своих учеников – что-то вроде тренировочного боя, где ты можешь помериться силами со всеми остальными. Мастера Гильдии дают задачу, и подмастерьям дается неделя на решение. В тот год вопрос мастеров был обманчиво прост: как осветить темноту? В результате было создано множество необычных, сложных работ: газовые лампы, загорающиеся от нажатия на ручку, саморазжигающееся пламя, даже светлячки, запертые в стеклянных сферах из юньму. Гэжэнь мнил себя победителем. Он создал миниатюрную модель молнии в банке, используя тонко рассчитанную смесь порошка и газа цзяэнь, и она оказалась настолько яркой, что ослепила всех присутствующих на добрую пару минут.

– Мастер Гэжэнь? То есть он был в Гильдии одновременно с отцом?

Е-ян кивнул.

– Гэжэнь и твой отец учились на одном курсе, но Гэжэня учил Цаожэнь. – Он вернулся к рассказу. – Гэжэнь полагал, что победа у него в кармане, но тут появился твой отец. Он опоздал. К тому же его работа была до смешного проста. Шутка. Зря потраченная неделя. Это была…

– Восьмигранная лампа, – уверенно ответила Инь. – Он смастерил восьмигранную лампу.

Такие лампы окружали ее с детства. Отец днями напролет склонялся над верстаком, корпя над резьбой каждой из восьми панелей. Каждая лампа его работы рассказывала историю – сказки деревенского сказочника. Он закреплял лампы на вращающихся подставках, так что при повороте они отбрасывали тени на белые стены шатров. Когда Инь была совсем маленькой, она завороженно слушала мягкий и звучный голос отца – он рассказывал истории, а на стене одна сцена сменяла другую, и, убаюканная уютным свечением, девочка незаметно погружалась в сон.

– Верно, – сказал Е-ян, и в его голосе послышалось удивление. – Это была лампа. Обычная лампа, которую под силу смастерить любому уличному ремесленнику, а вовсе не шедевр инженерного искусства. Но в тот день твой отец был единогласно признан победителем, потому что…

– «Лампа может осветить темноту вокруг тебя, но история освещает темноту внутри» – так говорил отец. Это была не обычная лампа, – тихо сказала Инь.

Это были самые необыкновенные лампы на всем белом свете. Особенно та, которую отец сделал для матери. Она вспомнила, как снова и снова приставала к нему с просьбой рассказать их историю. Ей никогда не надоедало слушать о том, как родители встретились и полюбили