Евгений Лотош - Несомненная реальность

4) Устранение репрессивных мер против действий, явно не угрожающих обществу и государству, и

5) Противодействие действиям, явно угрожающим обществу и государству, опираясь на закон и в духовном единении с благоразумным большинством общества.

Само собой разумеется, осуществление поставленных выше задач возможно лишь при широком и деятельном содействии общества и при соответствующем спокойствии, которое бы позволило направить силы к плодотворной работе.

Следует верить в политический такт русского общества, так как немыслимо, чтобы русское общество желало анархии, угрожающей, помимо всех ужасов борьбы, расчленением государства».

— Интересно, — Олег поднял взгляд на Витте. — Что за документ?

— Моя всеподданнейшая записка, представленная государю императору для обсуждения восьмого октября. Мы с князем Оболенским и графом Вуичем готовили ее в течение прошлой недели, последний вариант сделан несколько дней назад. Сейчас государь обдумывает доклад и в ближайшее время должен сообщить свое мнение. У меня есть все основания надеяться, что он согласится на существенное расширение круга избирателей. А что вы думаете, господин марсианин? С марсианской точки зрения?

Олег хмыкнул. Граф, хотя и изрядный зануда, начинал ему нравиться. Чувство юмора у него, по крайней мере, атрофировалось не до конца.

— Очень неплохо, хотя стиль кое-где страдает. Кстати, что за указ от двенадцатого декабря?

— Ну как же? — удивился Витте. — У вас такие либеральные идеи, и вы не осведомлены об указе «О предначертаниях к усовершенствованию Государственного порядка»? Ведь именно там и пообещали расширение прав земств, страхование рабочих, эмансипация инородцев и иноверцев, устранение цензуры и так далее.

— А, вон вы о чем, — пробурчал Олег. Признаваться, что он не имеет понятия, о чем идет речь, не хотелось. — Разумеется, осведомлен. Просто дату запамятовал. Но вернемся к вашему документу. В таком виде он всего лишь декларация о намерениях. У вас есть проекты законов, в соответствии с которыми намерения должны реализовываться?

— Нет, — Витте опустился в свое кресло за бюро и положил на столешницу сжатые в замок руки. — Я полагаю, что в самом ближайшем будущем…

— Неправильно полагаете, — холодно оборвал его Олег. — Вы должны ничуть не хуже меня понимать, что такое стоящая у власти бюрократия. Если вы не дадите ей четкие законы, в рамки которых удастся загнать их фантазию, они либо наломают дров, либо спустят на тормозах самые замечательные проекты. Поверьте мне, я такого дерьма нахлебался полной ложкой.

— Вы мне рассказываете, сударь! Председателю Комитета министров! — неожиданно фыркнул граф. — Однако…

— Следующий вопрос – где гарантия, что на следующий день вашему государю императору не ударит в голову самолюбие и он не отзовет свой указ? — не обращая внимания на реплику, продолжил Олег. — Сегодня правительство по указу императора всемерно заботится о гражданском обществе, а завтра императору придет в голову фантазия новые заботы отменить как вредные и несвоевременные. И что вы станете делать? Нет, Сергей Юльевич, в первую очередь следует законодательно ограничить именно императорскую власть.

— Я попросил бы вас, сударь, не забываться, — холодно отпарировал граф. — Государь император – верховный правитель государства, и обсуждать рамки его власти – прямая измена.

— Значит, можете порвать ваш доклад в клочки и выбросить, — пожал Олег плечами. — Абсолютная монархия – прекрасный строй, если во главе ее стоит выдающаяся личность. Нынешний же государь… В общем, пока власть вашего монарха не ограничена конституцией, а внутренняя и внешняя политика не перестанут определяться утренним настроением его жены, любые реформы в любой момент пойдут псу под хвост.

— Сударь, вы забываетесь! Я еще раз указываю, что ваши речи граничат с прямой изменой! Я сам могу высказать немало нелестных эпитетов в адрес государя императора, государыни императрицы и дурно влияющего на них окружения, но я лояльный подданный Его Императорского Величества! Прошу немедленно прекратить разговоры на эту тему!

Скрежещущие нотки в голосе Витте подсказали Олегу, что развивать тему и в самом деле небезопасно. Он и так добился многого – вплоть до обсуждения секретнейшего документа. Видимо, даже у его влияния Эталона есть свои ограничения. Или опять «рельсы»? Или Витте просто подозревает его, Олега, в провокации? Неважно. Придется работать с тем, что есть. И как следует погладить его по шерстке…

— Хорошо, оставим пока тему, — Олег еще раз взял в руки документ. — Значит, так. Вы мыслите абсолютно правильно. Принятие перечисленных мер действительно окажет серьезное влияние на внутриполитическую ситуацию. У вас действительно государственное мышление, Сергей Юльевич. Однако я бы слегка уточнил формулировки в тексте. У вас не найдется пера и листа бумаги?

Еще полтора часа спустя князь Оболенский, тихо вошедший в кабинет в сопровождении лакея, застал удивительную картину.

Граф Сергей Юльевич Витте, без сюртука, в одной жилетке, возбужденно жестикулируя, расхаживал по кабинету. В его кресле возле бюро восседал странный субъект лет тридцати с небольшим на вид, в халате и с перевязанной головой. Пальцы субъекта, как и беспорядочно разбросанные по столу листы бумаги, обильно покрывали чернильные пятна. На полу возле бюро лежали два сломанных пера, да и третье, зажатое в пальцах субъекта, в ближайшем времени ожидала та же участь. На краю бюро стояли тарелка с бутербродами и два дымящихся стакана чая.

— Да поймите же, Сергей Юльевич, — горячился субъект, — нельзя давать термины без определения! Иначе каждый болван начнет интерпретировать их по своему усмотрению. Вот смотрите, вы пишете – «личная собственность». Что это означает применительно к крестьянскому подворью? Дом сюда входит? Курица? Лопата? А огород? Ну хорошо, а надел из общинных земель, который он обрабатывает? Он-то собственность или нет? Вот, кстати, а как вы собираетесь делить общинные земли, по какому принципу?

— Принципы могут подождать! — сердился граф. — И определения – тоже. Поймите и вы – основополагающие документы необходимо делать ясными и четкими. Перегружая их определениями, вы добиваетесь прямо противоположного эффекта. Кто захочет разбираться в десяти страницах убористого шрифта? Крестьянин? Да он и читать-то не умеет. Хорошо, если ему староста прочитает. Если документ на полстранички, его можно запомнить после второго или третьего раза, пусть хоть в общих чертах. А длинный доклад как запоминать? Вот и получится, что содержание придется растолковывать, а кто и как растолкует – очень большая проблема. Понимаете?