Стивен Бакстер - Эволюция

И охотники-собиратели не могли оказать никакого сопротивления расширению границ сельхозугодий. Они были подавлены уже просто тем, что их земли заселяли массы соседей-земледельцев.

Этот переход от старого образа жизни к новому был критическим моментом человеческой истории. Происходил массовый неосознанный выбор между ограничением прироста населения в целях соответствия доступным ресурсам, как это было у охотников-собирателей прошлого, и попыткой увеличить производство пищи, чтобы прокормить растущую популяцию. И как только этот выбор был сделан, наступление фермеров могло лишь ускоряться. И после этого народ, сохранивший приверженность прежнему образу жизни, выживал лишь в наиболее экстремальных местообитаниях: на окраинах пустынь, среди горных вершин, в самых густых джунглях — в таких местах, которые не могли окультурить земледельцы.

Так случилось в Африке, где земледельцы банту, обладающие железным оружием, расселились из Западной Сахары, тесня людей вроде пигмеев и койсанских народов — предков Джоан Юзеб — и прошли, в конце концов, весь путь до восточного побережья Южной Африки. Так случилось в Китае, где земледельцы с севера благодаря географическим особенностям Китая распространились на юг, сменив сравнительно однородной культурой прежнее население на значительной части тропической Юго-Восточной Азии; они гнали прежнее население этих мест перед собой, вызвав тем самым вторичные вторжения, направленные в Таиланд и Бирму.

А огромное, тянущееся с запада на восток пространство Евразии весьма сильно способствовало экспансии. Земледельцы легко расселялись в широтном направлении, расселяясь в места, где климат и длина светового дня были схожи с условиями на их родине и так хорошо подходили для их культурных растений и домашних животных. Потомки земледельцев из Ката Хуук, владеющие крупным рогатым скотом и козами, свиньями и овцами, высокопродуктивными пшеницей и ячменём, постоянно множащие свои ряды, построили могущественное царство пшеницы и риса. Пирамиды Египта были построены рабочими, которые питались растениями, чьи предки были родом из Юго-Западной Азии. Они возьмут с собой индо-европейский язык, на котором говорят, но он разделится, видоизменится и распространится, давая начало другим языкам: латыни, немецкому, санскриту, хинди, русскому, валлийскому, английскому, испанскому, французскому, гэльскому. В конце концов, они колонизируют огромную полосу земли, тянущуюся с запада на восток от побережья Атлантики до Туркестана, от Скандинавии до Северной Африки. Однажды они даже пересекут океаны на судах из дерева и железа.

На всём протяжении этого огромного пространства окультуренной земли забурлят жизнью города, а империи будут возникать и исчезать, словно грибы. И всюду, где оказывались земледельцы, они несли с собою ужасные болезни — дурную пену на гребнях волн языка, культуры и войны.

— Пойдём с нами, сестра, — поддавшись импульсу, предложила Юна.

Сион взглянула на Керама и Мути, и рассмеялась.

— Это будет невозможно, — она с выражением муки на лице взглянула на детей Юны, которые спали на руках у Мути и Керама. Потом она шепнула: «До свидания», и поспешила обратно к хижинам.

Юна захотела попрощаться с ней, но подумала: «Это будет последнее слово, какое я когда-либо скажу на своём собственном языке. Потому что я никогда не вернусь сюда. Никогда».

Поэтому, не сказав ни слова, она отвернулась и, забрав детей, продолжила свой целеустремлённый поход на запад, к новому городу на побережье.

ГЛАВА 15

Угасающий свет

Рим. Новая эра (н. э.) 482 год

I

В Риме солнце светило ярко, и людям, привыкшим к более умеренному климату Галлии, итальянский воздух казался жидкостью. Повсюду стояла ужасная городская вонь: от костров, кухонь, но главным образом от сточных вод.

Аталарих пытался сдерживать свои эмоции, когда Гонорий вёл его на Форум.

Измученный старый Гонорий всё брёл вперёд, облачённый в поношенную тогу.

— Не ожидал я, что солнце будет печь так сильно. Свет, наверное, придавал моим предкам форму, наполняя их энергией. О! Как я хотел увидеть это место. Конечно же, это — Священная дорога. Вот храм Кастора и Поллукса, там — храм Цезаря с Аркой Августа близ него.

Он отошёл в тень статуи — конной статуи героя, изваянной в бронзе, один только постамент которой был в десять или двенадцать раз выше Аталариха — и прислонился к мрамору, хрипло дыша.

— Август сказал, что принял Рим кирпичным, а оставил его мраморным. Видишь, белый мрамор привозят из Луни, что на севере, а цветной мрамор — из Северной Африки, Греции и Малой Азии — сегодня это уже не особенно экзотические места…

Аталарих слушал своего наставника, сохраняя бесстрастное лицо.

Это было сердце Рима. Именно здесь решались все городские дела даже во времена Республики. С тех пор правители и императоры, начиная ещё со времён Юлия Цезаря и Помпея стремились завоевать себе авторитет, украшая это древнее место, и его окрестности превратились в настоящий лабиринт из храмов, дорог для праздничных шествий, триумфальных арок, базилик, залов заседаний, трибун и площадей. Над всем этим по-прежнему высились императорские резиденции на Палатинском холме, став символом верховенства власти.

Но сейчас, конечно же, императоры исчезли, как республиканцы до них.

Сегодня Аталарих захотел надеть свои лучшие украшения из металлов — пояс с застёжкой из бронзы с тонкими нитями серебра и золота, вкованными в гравированный на ней узор, и заколку из золота с серебряной филигранью и гранатами, которая удерживала его плащ. Его варварские драгоценности, над которыми так жёстко потешались римляне, заблестели в свете яростного итальянского солнца даже здесь, в древнем сердце их столицы. А чтобы напоминать себе, откуда он прибыл, Аталарих носил надетую на шею табличку из помятого олова, которой его отец был помечен как раб.

Он гордился тем, кем он был, и тем, кем он мог бы стать. Но всё же, всё же…

Всё же огромный размах всего этого был удивителен для глаз, привыкших лишь к небольшим городам Галлии.

Значительная часть Рима представляла собой город из сырцового кирпича, дерева и грубой каменной кладки; его преобладающим цветом был ярко-красный цвет черепицы, которой было покрыто множество жилых зданий. Население давно уже вышло за стены укреплений древнего города, и даже за более просторные стены, воздвигнутые под угрозой варварского нашествия пару веков назад. Говорили, что в одно время в этом городе жил миллион человек, который управлял империей из ста миллионов. Ладно, те дни прошли — об этом говорили сожжённые и брошенные дальние предместья — но даже в эти скудные времена огромный размах этого места ошеломлял. Здесь было два цирка, два амфитеатра, одиннадцать общественных бань, тридцать шесть арок, почти две тысячи дворцов и тысяча бассейнов и фонтанов, получавших воду из Тибра не меньше, чем по девятнадцати акведукам.