Юрий Нестеренко - Приговор

собираясь, очевидно, на свой манер поучить меня вежливости. — Да погоди

ты драться! — раздраженно мотнул головой я, словно отмахиваясь от

докучливой мухи, и подобная реакция настолько его удивила, что кулак и

впрямь замер в воздухе. — Дослушай сначала! Я же пытался вам объяснить!

Если бы вы тогда меня дослушали, купались бы в золоте все трое… Я

лекарь, я хотел спасти графа, остановить кровотечение…

— Лекарь, говоришь? — осклабился вояка. — А локти ему, выходит, для

здоровья скручивал?

— В данном случае именно так, — терпеливо втолковывал я. — Это был

единственный способ его спасти.

— Ну тогда ты нам спасибо сказать должен! — хохотнул солдат. -

Мы-то тебе локти не хуже связали! Будешь здоровенький до самой виселицы!

— Среди вас хоть один знает, что такое "артерия"? — безнадежно

вздохнул я.

— Ты нам зубы-то не заговаривай, — злобно откликнулся пращник (я

узнал его по голосу). — Слова он будет всякие непонятные говорить на

ночь глядя… Ты не колдун ли часом?

Только этого мне не хватало!

— А очень может быть, — тут же отозвался до сих пор молчавший

третий; он как раз в это время придвинул к себе одну из моих сумок и

принялся рыться в ней. — Склянки тут у него с зельем каким-то…

— Я уже сказал, кто я! Это не зелья, а лекарства!

— Вот отвезем тебя, куда надо, там разберутся, — зловеще посулил

третий, не прекращая, впрочем, своего занятия. Очевидно, упустив награду

за спасение Рануара, они вознамерились получить хоть что-то за поимку

того, кто, по их мнению, пытался его пленить. Ну что ж, в моем положении

это была хорошая новость: по крайней мере, меня не прикончат прямо

здесь.

Хотя, если меня все же доставят "куда надо", я, вероятно, пожалею,

что не умер быстро.

— Девчонка где? — спросил я как можно более равнодушным тоном,

воспользовавшись паузой.

— А мы ее зажарили и съели, — вновь осклабился ближайший ко мне

солдат; он, похоже, считал себя большим остроумцем. Устав сидеть на

корточках, он плюхнулся кожаной задницей на землю.

— Съели вы, положим, свинину из моих корзин, — холодно ответил я. -

Точнее, то, что вам показалось свининой. А что это за мясо на самом деле

и что с вами будет уже… — я посмотрел на звезды, словно определяя

время, — через три часа — об этом вы, конечно, даже не задумались.

Пращник испугано рыгнул. Пожалуй, сейчас блеванет, подумал я. И

даже в свете костра, падавшем сбоку, было заметно, как побледнел

остряк-самоучка.

— Ээ, — выдавил он из себя, — лекарь или кто ты там… ты так не

шути, понял? Потому что, ежели ты не шутишь — мы ж тебя за эти три часа

на куски порежем и самого эти куски жрать заставим…

— Ладно, — произнес я, выдержав паузу и насладившись их страхом, -

я лишь показал, что не только ты тут шутить умеешь. Это просто мясо

дикого кабана. А теперь давай так: я не шучу с вами, а вы со мной. Так

где девчонка?

— Ускакала, — нехотя признал остряк. Я надеялся на такой ответ, и

все же испытал немалое облегчение — не слишком логичное, учитывая мое

собственное положение.

— И не догнали? — иронически приподнял бровь я.

— За Быстрым разве угонишься… — буркнул солдат и тут же озлился:

— Ничего, нам и тебя одного хватит!

Я понял, что Быстрый — имя графского коня, и дано оно, конечно же,

не просто так. Ну что ж — Эвелина поступила абсолютно правильно, что

бросила меня, спасая свою жизнь. Если бы нас повесили обоих, от этого

никто бы не выиграл…

Впрочем, я и сам еще отнюдь не собрался на виселицу. Осталось

только придумать, как с оной разминуться. Блеф явно не проходил: это не

деревенские старухи, они и в самом деле примутся меня пытать, требуя,

чтобы я снял "проклятье". А поскольку проклятье будет мнимым, а боль

настоящей…

— А это еще что за хрень?

Я похолодел. Третий вертел в руках огнебой.

— Флейта Пана, — криво усмехнулся я, чувствуя, как пересохло в

горле. Хорошо, что никому из них не придет в голову щупать мой пульс…

— Так ты лекарь или музыкант? — с явным недоверием осведомился

третий.

— Всего понемногу…

— И как же на ней играть? — спросил он, заглядывая в стволы.

Разглядеть заряды внутри он при таком освещении, конечно, не мог. Его

большой палец меж тем просунулся в круглое отверстие в рукоятке и лег на

спусковую скобу. Я замер. Нет, если он просто нажмет, ничего не

произойдет. Скоба упрется в ограничитель. Когда я показал учителю свой

чертеж огнебоя, тот настоял, что надо предусмотреть защиту от случайного

выстрела. Но если этот тип догадается сначала сдвинуть скобу вбок, а

потом нажать..

Ну и что? Ему разнесет голову, двое других будут в ступоре, но я-то

останусь связанным. Если бы они убежали в ужасе, бросив меня, то, рано

или поздно, я бы сумел освободиться. В крайнем случае — пережег бы

веревки в костре; руки бы, конечно, при этом тоже обжег, но свобода и

жизнь того стоят. Однако шансов на их паническое бегство слишком мало.

Будь я свободен и с огнебоем в руках — тогда конечно, но не при нынешнем

раскладе сил.

Так что, вместо чуть не сорвавшегося с моих губ гибельного совета,

я ответил:

— Дай сюда, я покажу.

Третий, пожав плечами, передал огнебой остряку, по-прежнему

сидевшему ко мне ближе всех, а тот поднес стволы к моему лицу, вновь

заставив меня занервничать, как бы теперь уже он не нажал на скобу.

— Руки мне развяжи, — потребовал я.

— Зачем? Так дуй, а я подержу.

— Ты что, никогда не видел, как на флейте играют? — возмутился я. -

Там без рук никак. Ну чего ты испугался, вас же трое, у меня нет оружия,

и я не прошу ноги развязывать. Это же просто музыкальный инструмент…

Остряк, казалось, заколебался, но все испортил пращник:

— Ну его на хрен с его флейтой, убери ее от греха. Видел я флейты

Пана, не такие они. Похоже, но не такие.

— Это новая конструкция, — сделал последнюю попытку я.

— Новая-хреновая… Убери, кому говорят.

Весельчак не стал спорить и вернул трофей третьему. Тот положил его

на землю, рядом с другими моими вещами. Сумку он, похоже, уже выпотрошил

полностью и собирался заняться второй.

— Чего-нибудь интересное нашел? — осведомился пращник. Полагаю, что

под "интересным" он имел в виду деньги или что-то вроде и спрашивал не

из праздного любопытства, а из опасения, что товарищ может зажать общую