Андрей Щупов - Привет с того света

— Лейтенант!

Макс обернулся. Касеиус впился взглядом в экран своего компьютера.

— Кажется… То есть, это еще следует проверить, но основной ствол пробоя оборван.

— Что это значит?

— Это значит, что друзья, за которыми мы охотимся, здесь.

У Дюрпана вырвался вздох облегчения.

— Наконец-то! Вы молодчага, Кассиус!

Техник скупо улыбнулся.

— Можно проверить точнее, но для этого потребуется раскинуть циклическую антенну. Так называемую «чашу».

— Раскинем, черт возьми! Какую понадобится, такую и раскинем. Хоть чашу, хоть блюдце.

— Но мы должны располагать пространством как минимум метров сорок в диаметре.

— Ясно. — Дюрпан снова покосился в сторону французов. — Значит, будем отходить. Все готовы идти?

— Лично я — хоть сейчас, — вскинулся Штольц. В этом крепыше энергии всегда было хоть отбавляй.

Макс скользнул глазами по лицам остальных, поймал еще четыре не слишком уверенных кивка.

— А ты, Лик?

Диверсант фыркнул, и Макс понял, что при гражданских, а таковыми, конечно же, являлись Дювуа с Кассиусом, солдат ни за что не признается даже в своем недомогании. Однако им и в самом деле пора было менять дислокацию. Если в момент появления здесь им хватило нескольких выстрелов, чтобы отпугнуть вооруженных всадников, то в самом скором времени все могло измениться. Мушкеты мушкетами, но с помощью этих самых мушкетов Наполеон завоевал всю Европу. Ленивая перестрелка могла вылиться в более серьезный конфликт.

— Собираем вещи, — сухо приказал он. — Штольц и Кромп помогают Кассиусу. Лик, приготовь шашки. Будем отходить в дыму…

Он покосился на шевелящиеся под ветром травы и кивнул самому себе. Ветерок очень даже подходящий. Можно запалить патрон депрессанта. Пусть нюхнут французики. Глядишь, и желание преследовать отпадет.

— Лик! Заготовь патрон желтого цвета. Угостим их «Жасмином».

Солдат понимающе улыбнулся.

«Это хорошо, Лик, что ты улыбаешься», — подумал Макс. Веселым строем легче командовать. Постепенно ребята приходили в себя, вновь наполняясь уверенностью профессионалов.

— Начинаем! — Макс с силой швырнул первую шашку в сторону залегшего на лугу противника. И следом послал еще, одну за другой. Метнул свои шашки Лик. Желтый патрон он взвесил на ладони и в сомнении передал капралу.

— Давай-ка, богатырь, ты.

Это было справедливо. Только Штольц бросал гранаты, шашки и слепящие детонаторы на немыслимые расстояния.

— Ну вот, а я уже в лямки впрягся! Почему бы не пальнуть из подствольника?..

— Ты, Штольц, лучше любого подствольника! Давай, не ленись.

Капрал сдернул с себя громоздкий рюкзак с аппаратурой и, потряхивая плечами, взвесил на ладони патрон.

— Может, парочку гранат добавить? Шоковых, для психики?

— Хватит с них и «Жасмина»…

— Три против одного, что не добросишь, — заявил Кромп.

Это было у них что-то вроде игры. Капрала нужно было подзадорить — хоть самым малым пустяком, и Кромп это делал всякий раз с неизменным успехом. В случае неудачи капрала Кромп оставался вроде как в выигрыше, успех же в равной степени делился между обоими: Кромп уверял всех, что без его затравки Штольц не проявил бы такого старания.

Металл блеснул на солнце латунными боками, и патрон, несущий в себе начинку депрессанта, упал рядом с залегшими стрелками.

— Здорово! — Дювуа покрутил головой. — Здесь же метров девяносто будет!

— Это еще что! На национальной олимпиаде он и за сто швырял.

Патрон лопнул не слишком громко, но на месте взрыва немедленно вспучилось глинистого цвета облако.

— Эх, не увидеть нам результата, — пожалел Лик.

— Да какой там результат! Пара вдохов — и бегом в ближайшие кусты. «Жасмин» — он такой, только штаны успей расстегнуть.

— Вот я и говорю: жаль, не досмотрим до конца…

Лик был прав: дым повалил гуще, стеной отгородив стреляющих от диверсантов. Пора было трогаться в путь.

Вперед пустили вооруженного до зубов Микаэля. За ним двигались Кассиус, Дювуа и сопровождающие их Штольц с Кромпом. Лейтенант Дюрпан и Лик прикрывали отход.

— Ты ведь хочешь этого, а? Признайся, хочешь?

Рюм скалился, потряхивая перед носом хозяина харчевни полиэтиленовым пакетиком с красным порошком. У бедного испанца на лбу выступила испарина, он задергался, извиваясь на полу, силясь разорвать путы.

— Конечно, хочет. Что ты его спрашиваешь. — Бонго, устроившийся в углу харчевни, наклонил кувшин, выливая в кружку остатки вина.

— Не спеши, — процедил пехотинец. — Этого идиота надо довести до белого каления.

— А по-моему, он уже дошел.

— Сейчас проверим. — Рюм облизнул губы и перешел на испанский язык. — Вот что, амиго, я тебе не враг, я тебе друг, и ты убедишься в этом очень скоро. Я уже говорил тебе о доне Кальвадо. Вот этот пакет ты должен внести в его дом, как только на званый обед соберется вся его шатия… — Рюм покосился на Бощо. — Интересно, знает ли он слово «шатия»? Их испанский, я тебе скажу, это такая тарабарщина!

— Похоже, он тебя понимает.

— Естественно! — Рюм самодовольно ухмыльнулся. — Так вот, амиго. Пакет передашь из рук в руки, запомнил? Не через слуг, а прямо в руки. Скажешь, что это послание от Риверы, духовного пастыря. Для дона Кальвадо и его друзей. Пусть развернет и зачитает публично.

— Хорошее вино они тут наловчились делать! — Бонго причмокнул. — Пойду взгляну на хозяек. Поблагодарю, что ли.

— Не переусердствуй! — предупредил Рюм. — Это заведение нам еще пригодится.

— Не волнуйся. — Бонго успокоил его движением руки. — Жена и обе дочки этого заморыша — лучшая гарантия его преданности. Он знает, что с ними будет, если он станет играть по иным правилам.

— Ну, смотри. — Рюм снова обратился к пленнику. — После этого ты вернешься и получишь порошок. Как в прошлый раз. Только не вздумай с нами шутить, дружок, и ничего не перепутай. Как я сказал, так и сделаешь, ясно?

Испанец часто закивал, на губах его выступила слюна.

— И умойся! А то смотреть противно. В таком виде тебя к дону Кальвадо и на порог не пустят.

— «…Место это Богом проклято, и всякий, кто новь осмелится снарядить в путь парусники, будь уничтожен в самый кратчайший срок. Это говорю ним я, Повелитель Черных Всадников. Трепещите и молитесь, потому что я здесь, рядом, и слежу за вами также внимательно, как вы следите за своими ветреными женушками. И Пьетро Кастильоне — первый, кто узнал остроту моих зубов. Не спешите следом за покойным. Не спешите угодить под копыта моих Черных Коней…»