Кристофер Сташеф - Скорость побега. Чародей поневоле

— Верно, милорд, — еле слышно откликнулась Гвендилон.

— Стало быть, тебе ясно, что я ничего не боюсь? И потому у тебя нет никаких причин и дальше следовать за мной, верно?

— Нет, милорд! — вскричала девушка и устремила на Рода взволнованный, горящий взгляд. Она горделиво, упрямо запрокинула голову. — Я все равно пойду за вами, Род Гэллоугласс. В этом мире есть такое колдовство, которому вы не сможете противостоять!

«Самое неприятное, — подумал Род, — это то, что она всегда права, вот ведь проклятие!» В этом безумном мире, перевернутом вверх тормашками, он и в самом деле мог столкнуться с кое-каким «колдовством», которого и представить-то был не в силах.

Между тем, с другой стороны, она наверняка тоже не всесильна. Колдунья-любительница, что скорее всего, и притом слишком взрослая для того, чтобы войти в местный профсоюз. Ей было примерно столько же лет, сколько Роду. Пока все ее «колдовство» выражалось в искусстве макияжа, умении превращаться в птицу (в чем Род еще не был вполне уверен) и высочайшей отваге, крайне нетипичной для представительницы слабого пола.

В одном она была права: причины волноваться за Рода у нее были. Да, ему грозили опасности, но и она сама была от них никак не застрахована.

Род медленно повел головой из стороны в сторону, потом решительно тряхнул ею. Он не мог позволить, чтобы Гвендилон погибла. Нужно было каким-то образом отпугнуть ее, и он, пожалуй, знал, как это сделать.

Род изобразил кривую, презрительную ухмылку.

— Стало быть, правду говорят про крестьянок: стоит только обойтись с ними подобрее, и от них сроду не избавишься. Ты, милочка, в этом смысле всех за пояс заткнешь.

Девушка ахнула, отшатнулась, лицо ее исказилось болью. Она прижала руку к губам, глаза ее залились слезами. Она развернулась и побежала прочь.

Род стоял, потупившись и слушая, как вдалеке стихают рыдания Гвендилон. Он чувствовал, как в душе его разрастается пустота.

Кто-то барабанил кулаком по тяжелой дубовой двери. Род с трудом очнулся, заворочался на куче сена, сел.

Большой Том и его подружка лежали не шевелясь и смотрели на дверь с нескрываемым страхом.

Род выругался и неохотно встал.

— Не бойтесь, — проворчал он. — Призраки входят без стука.

— Эй, менестрель! — послышался из-за двери грубоватый окрик. — Выходи! Тебя кличет мой господин!

Род напялил камзол, взял арфу. Подошел к двери, распахнул ее, помотал головой, пытаясь прогнать сонливость.

— Неужто непременно надо так орать с утра пораньше? — пробурчал он. — И кто же, черт бы его подрал, твой господин, хотел бы я знать?

Тяжеленный кулак ударил его по уху. Род отлетел, стукнулся спиной о стену. Ему до смерти захотелось сломать нахалу шею, но он сдержался. Сквозь звон в ушах Род расслышал негромкий издевательский смешок.

— Учись, как разговаривать с теми, кто благороднее тебя, шут несчастный! Вот первое правило для простолюдина!

Род пришел в себя, оттолкнулся от стены и рассмотрел своего обидчика. Перед ним стоял просто солдат-пехотинец в кожаных одеждах и кольчуге, которые давно надо было бы почистить и помыть, как и их владельца, впрочем. «Тоже мне, важная птица, — мысленно выругался Род. — Самомнения — выше крыши, да еще и несет от него, как от помойного ведра. Вон зубы какие гнилые!»

Род вздохнул, выпрямился и решил, что роль свою ему лучше играть до конца. На самом деле, трепку он заработал, поскольку сбился с текста. Массовики-затейники в Средние века служили средством для снятия стресса, но не только за счет того, что увеселяли публику, а и за счет того, что на них можно было выместить скопившуюся злобу.

— Ладно, — примирительно буркнул он. — Считай, ты меня проучил. Пошли.

На этот раз кулак угодил ему в нижнюю челюсть. Удар был силен, Род закачался и едва устоял на ногах, а солдат злорадно проговорил:

— Видать, плохо я тебя проучил. Есть еще такое правило: тех, кто повыше тебя будет, надо звать «господин», понял?

Род преобразил переполнявшую его злость в холодный, спокойный, размеренный гнев и, шагнув к солдату, нанес тому три ловких резаных удара в солнечное сплетение.

— Я знаю одно хорошее правило для солдат, — сообщил он рухнувшему к его ногам пехотинцу. — Сначала разберись, кто повыше тебя. А теперь веди меня к своему господину.

Господином, как выяснилось, был Логир. Рода провели в просторную, но не слишком большую комнату с высокими потолками, увешанную гобеленами.

В одной из стен было прорезано три высоких узких окна. В них пробивался рассветный свет солнца, сверкавший множеством крошечных радуг: прямо за окнами низвергался водопад. Комната была наполнена приглушенным ревом его могучих струй. Приглядевшись получше, Род понял, что на окнах — двойные рамы, да и глубина оконного проема была немаленькая — три фута. Кто-то здесь вспомнил о древних строительных приемах.

На стенах — гобелены, под ногами — толстый ковер. Середину комнаты занимал большой овальный стол. Во главе его восседал Логир, справа от него — старший сын, а слева — Дюрер. Остальные восьмеро гостей показались Роду знакомыми личностями. Род присмотрелся и чуть не ахнул: герцог Медичи, князь Романов, герцог Бурбон и принц Габсбург в сопровождении своих советников.

После Логира — четверо самых могущественных из Великих лордов. А если собрались эти пятеро, не резонно ли предположить, что и остальные семеро где-то неподалеку?

Стол был накрыт к завтраку, но гости ели как-то рассеянно. Ну, взять хотя бы Ансельма, сынка Логира, — этот поглощал пищу с равнодушием машины, не отрывал глаз от тарелки. На лице его застыла гримаса холодной ярости.

Его отец сидел с опущенной головой, тяжело положив руки на стол.

Род решил, что скорее всего только что тут произошла какая-то ссора между сыном и отцом и победителем из нее вышел старик, но победы добился только тем, что велел сыну помалкивать.

А Рода позвали, дабы он развеял мрачное настроение. О, какие немыслимые надежды иные возлагают на людей искусства!

Физиономия Дюрера светилась тайным, мстительным злорадством, лица других советников выражали злорадство не менее, а иногда и более мстительное. Что бы тут ни стряслось, стряслось именно то, чего желал Дюрер. На самом деле скорее всего он и спровоцировал ссору. Этот тип был искусным катализатором — так решил Род, и никогда не вмешивался в вызываемые им реакции.

Логир с тайной укоризной глянул на своего старшего сына. Однако Ансельм не желал смотреть на него. Лицо Логира стало каменным.

Обернувшись, старик заметил Рода.

— Менестрель! — рявкнул он. — Что ты там встал как чурбан? Увеселяй нас!