Юрий Нестеренко - Приговор

тоже подступал к нам, требуя денег "на храм".

— Разойдитесь! — крикнул я, подавая Верного назад, чтобы не нюхать

их зловоние. — Ничего я вам не дам!

— Добрый господин…

— Ради Спасителя нашего…

— Пожалейте убогого…

— Помилосердуйте…

— Заставьте бога молить…

— Ибо сказал Господь: "Кто помог малым сим, помог и Мне!"

Надо сказать, не все они лезли к нам, протягивая руки. Некоторые -

те, очевидно, что облачились в рубище в знак смирения, а не в силу

социального статуса — конфузились попрошайничать и остались в сторонке.

Но и тех, кто напирал спереди и сбоку, уже практически прижав нас к

берегу реки, более чем хватало.

— Прочь! — рявкнул я, теперь уже решительно подавая коня вперед. -

Дорогу! — для пущей убедительности я положил руку на рукоять меча.

— Сердца у вас нет!

— Бога вы не чтите!

— Вот тебе черти в аду-то попомнят!

— Да еще с девкой!

— Девка-то в мужеское одета, страм-то какой!

— С малолеткой, поди, блудодейничает!

— Да он не еретик ли, братия?

Только что они раболепно пресмыкались, выклянчивая жалкие гроши — и

вот уже в их лицах не осталось ничего, кроме злобы. Гнилозубые рты

выхаркивали проклятия, грязные руки тянулись к нам, словно хищные когти.

Правда, паломники все же пятились перед могучей грудью Верного, но

слишком медленно.

Я рванул меч из ножен. Кто-то истошно, по-бабски, завопил,

шарахаясь в ужасе, но в тот же миг три или четыре руки вцепились в мое

предплечье, не давая извлечь оружие. И, несмотря на все их болячки, силы

в этих руках было достаточно. В тот же миг с другого бока кто-то

попытался схватить меня за ногу; я, выдернув ногу из стремени, лягнул

его в грудь, опрокинув на махавшего сзади клюкой калеку, но другой

убогий уже хватал меня за сапог.

— Пристрелю! — крикнула сзади Эвьет. — Пошли прочь, скоты!

Я ничем не мог ей помочь, поскольку все еще боролся с теми, кто

держал меня за правую руку. Я бил их кулаком левой и пытался поранить

тою частью меча, какую мне все же удалось вытащить из ножен (лезвие

обнажилось дюйма на четыре). Одновременно приходилось отбиваться правой

ногой, но я чувствовал, что еще немного — и сапог с меня стащат.

— Верный! — крикнул я. — Вперед! Нно!

Конь ломанулся к мосту, свалив кого-то под копыта, но толпа впереди

была еще слишком плотной. В то же самое мгновение щелкнула тетива, и

один из державших меня хрипло заорал, размахивая простреленной насквозь

выше локтя рукой. Он легко отделался — Эвелина явно метила ему в грудь,

но рывок коня сбил прицел. Времени на перезарядку не было, но Эвьет не

растерялась: почти тут же арбалет мелькнул слева от меня и ударил плашмя

другого моего противника по голове. Тот с испугу ослабил хватку, и мне

удалось вырвать руку и выдернуть меч. Я кое-как сунул в стремя ногу в

полуснятом сапоге и левой рукой, в последний раз заехав кому-то в глаз,

потянул поводья, вздергивая Верного на дыбы — дабы в следующий миг он

мог обрушиться на врагов передними копытами. Эвьет вцепилась в мой пояс.

Раздались визги и вопли. Оборванцы шарахнулись в разные стороны, валя и

топча тех, кто недостаточно твердо стоял на ногах. Меч, со свистом

рассекший воздух, встретил уже лишь пустоту.

— Эвьет, в порядке? — коротко бросил я, все еще удерживая Верного

на месте.

— Да!

— Тогда вперед!

Мы стремительно проскакали по мосту, вынудив еще двух убогих

отшатнуться, прижимаясь к перилам; один сделал это так активно, что

сломал хлипкое ограждение и шумно свалился в воду. "Что-что, а помыться

тебе не помешает!", — подумал я. На другом берегу я, наконец, поправил

сапог и позволил коню перейти на спокойную рысь; даже вздумай

благочестивые паломники кидаться нам вслед камнями, с такого расстояния

они бы уже не добросили.

— Надо было сразу же их мечом разогнать, а не беседы с ними вести,

— пробурчала у меня за спиной баронесса. — Стрелу вот истратила…

— Арби-то не пострадал? — осведомился я.

— Он у меня парень крепкий, — по тону было понятно, что она

улыбается.

— Признаться, не ожидал от них такой прыти, — ответил на ее упрек

я. — Нет, попрошайки, конечно, всегда наглые… но эти все-таки — "божьи

люди", сплошь паршой заросли, лишь бы смирение свое продемонстрировать,

да к тому же недужные, а туда же…

— А по-моему, не стоит ждать ничего хорошего от тех, кто сам себя

плеткой стегает, — возразила Эвьет. — Уж если они с собой так, на что же

с другими-то способны…

— Угу, "возлюби ближнего, как самого себя…" Такие возлюбят — мало

не покажется.

Вскоре нас ожидала очередная развилка. Одна дорога уходила на север

(слегка даже забирая к востоку), другая сворачивала на запад, вдоль Ро -

но, в отличие от реки, не петляла, а, если верить моему рисунку со слов

трактирного слуги, тянулась прямо до самого Ра-де-Ро. Именно по ней мы

приехали бы, если бы лабиринты городских улиц не вывели нас на южный

мост вместо восточных ворот. И именно по ней, судя уже по знакомым нам

приметам, ушла графская армия. Прямого пути на северо-запад не было:

пока что нашему взгляду открывалась лишь равнина, но дальше в том

направлении, насколько мне было известно, начиналась сильно изрезанная

местность — гряды холмов или даже небольших гор, трудно преодолимые для

всадников и повозок (да и для пеших путников тоже едва ли слишком

приятные). Соответственно, армия, направлявшаяся в северо-западном

направлении, должна была обогнуть их либо с юга, либо с востока,

свернув, соответственно, либо на запад, либо на север. Рануар выбрал

первое — и я не мог его за это осуждать: если я верно представлял себе

желательное для него направление и очертания гористого района, такой

путь получался несколько короче. Но вот меня, по понятным причинам,

маршрут, пролегающий через Ра-де-Ро, совсем не радовал. Впрочем, в самом

городе нам нечего было делать ни с какой точки зрения: армия графа, по

всей видимости, находилась там или поблизости как раз в этот момент, а к

тому времени, как мы добрались бы до Ра-де-Ро, должна была давно его

покинуть. Не будучи столь зависимы от хорошей дороги, как отягощенное

обозом войско, мы вполне могли позволить себе срезать угол, проехав

северо-восточнее от опасного для нас места.