Иван Ефремов - Румбы фантастики. 1989 год

Нордвик: Как вы думаете, можем ли мы если не прекратить «войнуху», то хотя бы приостановить военные действия, заморозить, насколько это возможно?

Ратмир (вздохнув): Я думал над этим всю ночь и целый день. Но кроме такого убогого решения, как ловить их поодиночке отбирать оружие и изолировать, у меня никаких других предложений нет.

Нордвик: Возможно, и не такого убогого… Слушайте, Ратмир, во время утреннего сеанса связи вы сообщили мне, что в Деревне находятся человечки. Насколько я понял, они не принимают никакого участия в военных действиях. Вы могли бы подробнее обрисовать причины, побудившие их остаться или вернуться в Деревню а также определить возможность через них повлиять на судьбу всего народца?

Ратмир: Это исключено. Дело. в том, что у каждого из оставшихся в Деревне свои, сугубо личные, причины, собственно и обусловившие раздел между ними и ушедшими в Город. Да и остались-то в Деревне всего двое — Айя и еще некто Райн. И то, Айя осталась в Деревне не по своей воле, а, как она сама говорила, Кирш ей строго-настрого запретил показываться в Городе, велел сидеть в Деревне и дожидаться Донована. Надо признаться, что это чувство товарищества более всего поразило меня в Кирше после всего увиденного здесь. Ну, а Райн… Тут причины более сложные и не совсем ясные. По его словам, эта игра, я имею в виду «войнуху», ему просто не нравится. Но я подозреваю, что для него просто приближается окончание его жизненного цикла — смерть или переход в следующую стадию метаморфоза (или как это там в докладе Лаобина?), — что выражается у него в стремлении к одиночеству, замкнутости, этаком несколько нетипичном для человечков отшельничестве.

Нордвик: Жаль. Значит, и этот вариант отпадает. Кстати, Ратмир, объясните, пожалуйста, если, конечно, можете. Я не совсем понимаю — что у Донована с Айей?

Ратмир: Я думаю, любовь.

Нордвик. Простите?..

Ратмир. Не вы первый, кто задает мне этот вопрос. Почему-то слово «любовь» в данном случае все склонны рассматривать в сексуальном аспекте, хотя физиология человечков вовсе не дает на это права…

Нордвик начал что-то тихо отвечать, но Донован уже не прислушивался. Вот и до нас с Айей добрались, подумал он. Он отошел от двери и огляделся. Все двери отсека, которые два часа назад, старательно пыхтя, запирал Ратмир, были приоткрыты. Вот как, подумал он. Добрый гений, добрый дух. Он вышел в коридор и увидел, что входная дверь тоже приоткрыта…

В пустыне мел сухой южный ветер, поднимал тучи песка и бросал его в лицо. Он ступил на песок, сделал несколько шагов, затем оглянулся. Купол со стороны был похож на большую казахскую кибитку, ветер шатал приоткрытые двери и, словно детским совочком, швырял в тамбур горсти песка. Донован немного постоял, посмотрел, как ветер заносит его следы — быстро, размашисто, с бесшабашной лихостью.

Теперь в Город, подумал он. В Город, в Город… Делать что-то нужно, а не трепать языком. Он вздохнул. Если бы только знать — что?

«Прощай», — безмолвно сказал он куполу, отвернулся и пошел против ветра в сторону Города.

Вначале идти было тяжело, ноги глубоко увязали в песке, но затем он выбрался на так называемый человечками тырпчан (застывшую смесь выступившей на поверхность нефти с песком), голым асфальтовым хребтом выступавший из песка, и теперь только ветер, который парусом раздувал куртку, мешал движению. То, что ты ничего не можешь, ты должен забыть, говорил он себе. И не только должен просто забыть, но и должен что-то делать. Что именно? Во-первых, немедленно вывести Айю из Города. Во-вторых… Во-вторых, сесть и хорошенько подумать. Хорошо подумать, что же я здесь все-таки смогу сделать. Но сперва Айя… Он вздрогнул. Нет. Сейчас самое главное — чтобы не догнали. Спохватились как можно позже и не догнали, не вернули.

Он остановился и обернулся. Прошел он уже километра два, купол еще виднелся на горизонте ярко-зеленой букашкой среди вертикальных хвостов крутящегося песка. Хорошо, подумал он. Хорошо… И тут сердце его екнуло. Купол вдруг смялся и исчез. Не успел, значит, я все-таки… Он в надежде оглянулся. Спрятаться было негде. Он представил, как Ратмир с Феликсом в спешке собирают купол, укладывают его, задраивают фонарь «богомола» и устремляются в погоню. Что-то долго, долго вы там собираетесь… Донован пристально, защищая рукой глаза от песка, всмотрелся в горизонт. Хоть бы полетели в сторону Деревни — может быть, он еще успел бы уйти в пески…

Песок все-таки сверлом пробил брешь, в его ладони и разгневанными осами впился в глаза. Он зарычал от боли и, спрятав голову на груди, стал лохматым краем куртки выуживать песок из-под век. Ну, и правильно. Так тебе дураку, и надо. Нечего в пустыне таращиться, как баран на новые ворота… Он поднял слезящиеся, красные от рези глаза и увидел, как на горизонте медленно раскручивается черный смерч, а прямо над ним уползает в небо серебряная, мигающая сквозь песочные вихри точка десантного бота. От неожиданности он выпрямился, снова широко открыл глаза, и ветер опять швырнул в них горсть песка.

Вот даже как, ошарашенно подумал Донован и опустился на песок. Из зажмуренных глаз по щекам катились слезы и застывали песочными сталактитами. Улетели. Совсем улетели. Как это там сказано в Положении КВВЦ — категорически запрещается некомпетентным лицам вмешиваться во внутренние дела внеземных цивилизаций?.. А эти самые компетентные лица прибудут только через два месяца… Но здесь уже ничего не будет. И никого. Ему вспомнились чуть ли не настежь открытые двери купола. Какие вы все добрые — оставили меня, чтобы я мог спасти Айю. Добренькие. Да не для меня будьте вы добренькими. Будьте добрыми к Сказочному Королевству, не бросайте его так!

В Город он вошел уже под вечер. Защитного шлема на нем не было, он еще в лабиринте отдал его Айе, и теперь приходилось остерегаться каждого угла. Глаза его опухли, он все время щурился, моргал и почти ничего не видел. Тем не менее его ни разу не обстреляли. Раза два где-то за остовами домов начиналась перестрелка, и он даже попался на глаза человечку, который, пригибаясь, пробирался по гряде из обломков крупноблочной стены с гнутыми прутьями арматуры, но человечек, только скользнув взглядом по Доновану, как по пустому месту, скрылся в густой тени развороченной подворотни. Похоже, что человечки просто считали не интересным играть с ним.

Испытательный полигон, подумал он и скрипнул зубами. Была у Кирша такая песня…

Донован с большим трудом разыскал вход в лабиринт. Улицы, по которой они утром проехали к лабиринту, уже не было; на месте перекрестка, где Айя заметила застывшего кибера, дымился горячий кратер и едко пахло пережженным железом, Донован обошел кратер стороной, прикрываясь от жара рукой и чувствуя, как шипят и трещат силицитовые подошвы. Только бы она не вздумала снять с головы шлем, только бы!.. Эта мысль болью пульсировала в голове и чем ближе к лабиринту, тем сильнее.