Борис Долинго - Аэлита. Новая волна /002: Фантастические повести и рассказы

О, друг мой Грегори! Запись закончилась в девятом часу вечера, и я, обремененный десятилетиями твоих бесценных воспоминаний, мыслей, чувств, поднес к губам слабую руку и облизал пальцы от последних въевшихся в кожу крупинок твоего праха с легким солоновато-мыльным привкусом.

Скрипнули тормоза на повороте к дому, лязгнули внизу автоматические гаражные ворота. Анка вернулась, будто и не обещала этим утром вычеркнуть меня из памяти. И теперь поднималась по лестнице.

Я не успел даже увидеть ее, услышать ее голос и только по самому звуку шагов уже понял, что победил. Дальше тоже будет трудно, но основное препятствие уже преодолено.

Она вошла в комнату спокойная и собранная, но, едва увидев меня, такого кроткого и любящего, протягивающего ей руки для примиряющего объятия, тут же зарыдала в голос, залепетала что-то истерически-невнятное. Мне не нужно было прислушиваться, чтобы понять, о чем этот плач: у мамы обширный инфаркт, она сейчас в реанимации, срочно нужно много-много денег, тысяч пятнадцать, не меньше.

— Алеша, ты дашь мне денег? Я знаю, у тебя всегда отложено…

Я запирал ее мокрые губы, прикладывая палец (даже вымыть не успел от пепла твоего, Грег!), и шептал убедительно:

— Разумеется, милая, разумеется!

И обнимал ее в трогательном порыве умиления, глотая всамделишные слезы. И, чувствуя себя триумфатором, наконец произнес фразу, которая, без сомнения, была лишней, потому что и так все было понятно:

— Ты знаешь, что для этого должна сделать.

Москва, Россия

Игорь Горностаев

Литературный памятник

Опять, о господи, явился ты меж насЗа справкой о земле, — что делается с нею!

«Собралась наша компания провести время за приятным журчанием речей в нескончаемой реке знания. Теплый летний вечер. Плащ темноты обзавелся розовой подкладкой из света масляных светильников и парой рваных дыр, проделанных яркими оранжевыми факелами. Но ярче факелов горели огни слов, сияли драгоценней любых жемчужин из сокровищницы султана. Ведь известно всем: мудрая речь собирает слушателей, как луна звезды, как янтарь бумажные крохи или как сладкий цветок медоносных пчел. И зовет мудрость на путь благочестия и добродетели.

В тот раз речь повел наш друг аль-Кирон абу Хумор.

«Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:

— Ночь. Темно-серая предутренняя ночь не отпускала пустыню из своих объятий пугливых. Но перлы звезд уже начинали смущенно меркнуть в преддверии лазурного прилива. Верный утра посланник, прохладный восточный ветер, отнюдь не сильный, овевал и нежил утомленных караванщиков, разбивших шатер на привале перед Насибином. Стреноженные махрийские верблюды паслись невдалеке от колодца. На снятых с бурых и уложенных в круг тюках возлежали купцы, ожидая восхода солнца. Те из них, которые не сомкнули вежды, вели беседы тихи и неспешны.

Со стороны лунного лика прибыли еще два путника, которые смогли украсть у ночи целую половину, проскакав до оазиса на быстроногих сыновьях дороги, но утратив вечернюю силу. Позаботившись о своих лягающихся, которые многим милей, чем плюющиеся, прибывшие расстелили попоны на песке и расположились рядом с кругом караванщиков, видно рассчитывая насладиться парчой и шелком разумных разговоров, перед тем как отдых средь брошенных седел сомкнет их глаза, чтобы прогнать зевоту изо рта.

В чаше, образованной тюками, и в самом деле плескались сливки согласия и мудрости. Той, что свойственна старости седобородой, а вовсе не чернокудрой юности.

Рек один караванщик напевом степенным, как зачищенный до дыр казан медный:

В стране драконов царь тоже, конечно, дракон.И сын его станет царем — таков закон.Но дела пошли, словно впрягся в телегу рак:Признали врачи дворца: царевич — дурак.Не хотел от рожденья становиться царемИ в глупой сей ереси упорствовал он.Хотел считаться в мире учеником древних,А в поколении юном быть средь первых.Так в глупости наш юный дракон был упорен,Что в конце концов младший брат сел на троне.Ну а старший брат стал зело умным да мудрым:Лишь трус, мор да глад возвещал гласом трубным.Когда мудрость уж не знала никаких границ —Послал к младому царю наемных убийц.Уселся наш знакомый дракон крепко на трон.Упорствуя в глупости — мудрецом стал он.

Тихонько засмеялись караванщики наши, второй рассказчик потянул нить беседы дальше. Голос был его тих и вкрадчив, а рассказ витиеват и примером заманчив:

Случилось это в года стародавние.Когда красивыми казались все ифриты,Горные реки бежали по равнине,А Величайший не дал еще людям рифмы.

Жил один человек. Считался богатым.Втемяшилась в голову такая идея:Чтобы стать богам близким другом и братом,Башню надо построить высотой с синее небо.

Старики сказали: «Разумно ли это?Ни к чему нам башня высокая такая.Не дадим мы на постройку и монеты».Ушел мечтатель домой, тяжело вздыхая.

Но идея не пропала в дней суете.Стал мужчина думать, где взять-достать кирпича.И каламом водил по серой бумаге,Чтобы сбылась наконец великая мечта.

А простой кирпич-сырец в дело не годится.Надо крепкий. Глина отправляется в печь,Достигая высот полета царя-птицы.Нужно рано утром встать, поздно в вечер — лечь.

Как соединить блоки крепко да жестко?Тут надобен песок и цементный раствор.И вот тянется башня высоко-высоко,Стройная, *как женский стан, как пальмовый ствол.

Творил он башню каждую зиму и лето.Но до полнеба за восемь лет не достал.Да, выше башня багдадского минарета.Но кирпич не выдержал — тонкий дом упал.

Старики обрадованно сказали: «Глупец!»Но, упорствуя в святой глупости своей,Он получил сияющий мудрости венец:Во всем, касаемо растворов-кирпичей.

Послышался поток речей третьего. Как хрустальный бокал битый — голос его. Но голос годам подвластен, увы, так же, как волос седине: лишь хной избежать обеленье главы.

У Якубова сына был ученик.Был в толковании снов, как учитель, велик.Как-то Милостливый его приветил:Своей несмываемой печатью отметил.Вот ученик Правдивого ЮсуфаСны продает. Покупка любому доступна.Кто живет честно, моста не страшится,Тому сон прекрасный однажды ночью приснится.За сны платят, но цена не волчица:На свободу выпущенная божья птица.Отпусти птицу из души на волю —Сны прекрасные наяву предстанут вскоре.

На небе пастух попрятал овец, а к пастве земной пришел отец. Караванщики отправились в путь предначертанный, а двое поскакали дорогой обветренной.