Сергей Лукьяненко - Eurocon 2008. Спасти чужого

Капитан так и не удосужился посмотреть на ведьму, когда ее привезли. Он не слишком любил уподобляться идиотам, собирающимся толпой, чтобы таращиться на обычных людей так, словно у тех выросла дополнительная пара рук и рога в придачу.

Рауль услышал, как тихо звякнула цепь. Он остановился, нахмурился и тихо позвал:

– Лопес.

Спустя несколько секунд из полумрака вышел солдат.

– Да, сеньор?

– Она что, еще в клетке?!

– Верно, сеньор. Святые отцы запретили нам ее выпускать. Сказали, что негоже вводить тьму в дома. Мигель приказал...

Капитан выругался сквозь зубы. Мигель, когда дело казалось веры, терял голову и превращался в барана. Если отец Августо скажет прыгать, капрал долетит до луны.

– Хорошо. Отправляйся на пост. Кто еще с тобой?

– Пабло Крышник. Рейтар.

– Ступай. Я приду через несколько минут.

– Да, сеньор.

Рауль сходил за фонарем, подошел к клетке. Возле нее неприятно пахло, но, стараясь не обращать на это внимания, капитан удлинил фитиль, добавляя огня. Женщина не спала. От яркого света ей пришлось прикрыть глаза рукой.

– Кто вы? Что вам нужно? – Голос у нее был хриплым и уставшим.

Он не ответил, продолжая пристально изучать ее. На вид узнице было далеко за тридцать. Худая, со слишком высокими выступающими скулами, прямым чуть длинноватым носом и удивительными светло-русыми волосами, в этой части страны встречающимися достаточно редко.

На тонких обнаженных руках он заметил старые кровоподтеки, а на лбу глубокую, плохо заживающую царапину. Левая лодыжка заключенной была скована тонкой, но прочной цепью. На охватывающем шею странном ребристом ошейнике выдавлен знак Спасителя.

Клирики обрядили женщину в белый балахон приговоренной к сожжению.

«Значит, суд уже был, – подумал Рауль, впрочем не чувствуя никакой жалости. – Нам досталась опасная преступница, раз ее везут из этой дыры и хотят сжечь на площади Святого Варнабы».

– Кто вы? – повторила она.

– Я не собираюсь причинять тебе вред, – сказал капитан.

– Вы дворянин?

Он не стал спрашивать, какое значение это имеет, и ответил утвердительным кивком.

– Зачем вы здесь?

– Пабло!

Высоченный рейтар, даже сейчас не расстающийся с перевязью пистолетов, подошел к командиру, мельком глянув на ведьму. Вместе с ним притащился и Лопес.

– Ее кто-нибудь кормил?

– Нам запретили, сеньор. Я пытался дать ей воды, но отец Рохос...

– Ее что, даже не напоили?! – Теперь голос Рауля звенел от ярости.

По такой духоте без глотка воды – когда не далее чем в десяти ярдах от тебя журчит фонтан! Он даже думать не хотел, каких сил ей стоило это переносить.

– Пабло, будь добр, принеси воды.

– Уже иду, сеньор. – Рейтар, в отличие от несколько смущенного Лопеса, был более отчаян и не боялся святых отцов. Особенно когда те спали и знать не знали, что здесь происходит.

Он вернулся от фонтана довольно скоро, держа в руках полную кружку.

– Она не пролезет сквозь прутья. Надо открывать дверь. – Лопес с опаской покосился на молчаливую женщину.

– Так отворяй. Чего ты ждешь?

Не скрывая недовольства, солдат снял защелки и распахнул дверцу. Пабло, готовый стрелять, если заметит опасность, встал чуть с боку, прикрывая капитана, но тот сомневался, что существует хоть какая-то угроза. Он протянул кружку:

– Пей.

Узница дрожащими руками взяла ее и, даже не поблагодарив, начала жадно глотать воду. Лопес поспешно закрыл клеть, не переставая шептать охранные молитвы. Ухмыляющийся рейтар убрал пистолеты и, вытащив из сумки с пулями апельсин, подбросил его вверх. Поймал другой рукой.

– Что вы делаете, сеньор де Альтамирано? – Отец Рохос подошел неслышно. Его лицо было сурово. – Я просил охранять колдунью, а не насыщать ее.

Лопес струхнул и сделал шаг назад. Пабло на миг перестал подбрасывать апельсин. Рауль вежливо кивнул:

– Доброй ночи, святой отец. Я счел нужным дать женщине воды.

– Я не вижу здесь женщины, – на клетку инквизитор даже не смотрел. – Здесь лишь грех в ее образе.

– Вполне возможно.

– Вы сомневаетесь в решении Святого суда? – в его голосе не было угрозы.

Пока не было.

Для многих сказанных слов хватило бы, чтобы отступить, но Рауль не считал себя виноватым.

– Святой отец, я ценю, какое доверие инквизиция оказала мне и моим людям, позволив сопровождать вас и беречь ваши жизни. Но хочу напомнить, что командир этого отряда все еще я.

– Я прекрасно помню это. Но вы помогаете отступнице.

– Я помогаю исключительно нашей матери-Церкви.

– Неужели? – клирик приподнял брови. – Каким образом? Тем, что избавляете от страдания ведьму?

– Не совсем верно. Ведь ее собираются сжечь в столице?

– Да. На праздник Святого Коломана.

– Боюсь, если и дальше не поить осужденную, она не доживет до костра. Женщина обезвожена. Посмотрите.

Клирик сложил руки на животе и нехотя сказал:

– Возможно, я действительно переусердствовал в стремлении наказать колдунью и забыл о грядущем возмездии. Вы можете давать ей воду. Но немного.

– А еда?

Инквизитор пристально посмотрел на Рауля:

– Если бы я не слышал от людей, что вы истинный сын Церкви, мне бы показалось, что вы помогаете отродью тьмы. Мясо сделает ее сильнее, а хлеб и молоко она осквернит. Только воду. И будьте разумны, сеньор! Не разговаривайте с ней, не касайтесь и не смотрите в глаза. Это исчадие ада, и оно пожрет любого. Даже такого смельчака, – последнее слово он выделил, – как вы.

– Думаю, вера станет моим щитом от искушений и проклятий...

– А Спаситель не оставит вас, – закончил отец Рохос. – Почаще вспоминайте об этом, сеньор де Альтамирано. И, да... вот еще что. Наши жизни бережете не вы, а Спаситель. Вы лишь орудие в руках его, но будет так, как решит он. Впрочем, тьма не место для пустопорожних споров и упражнений в риторике. Пусть Спаситель хранит вас и ваших людей этой ночью.

Он ушел, и Лопес облегченно перевел дух.

– Дай-ка мне, – сказал Рауль, и Пабло бросил ему апельсин.

Капитан ловко поймал плод, просунул руку сквозь прутья:

– Бери. Ешь.

На мгновение их пальцы соприкоснулись, он почувствовал, как горяча ее кожа.

– Спасибо, сеньор.

– Слышал, ты сцепился со святошей, – поприветствовал Рауля Алехандро на следующее утро.

Капитан произнес в ответ нечто непонятное и совершенно неприветливое. За оставшиеся до рассвета три часа он совершенно не выспался и теперь волком смотрел на весь белый свет.

– Фернандо, собирай людей. Через час выступаем, – сказал он, умывшись и немного придя в себя. – Святые отцы встали?

– Ха! Такое впечатление, что и не ложились. Приму[18] прочли вместе с петухами. А у тебя вид, словно на тебе гарцевали жандармы[19].