Геннадий Гор - Электронный Мельмот

На этот вопрос я не могу дать точного ответа. Ведь я живу всего триста пятьдесят лет. Обождите.... Когда-нибудь я отвечу. Ведь я нахожусь еще в начале своего длинного пути. Дильнейская наука сравнительно недавно узнала, как остановить мгновение и устранить энтропию из жизни молекулярной и клеточной информации. Но никто не догадывается об этом, и меньше всех Вера.

Вера! Она все еще настаивает на том, что знала меня раньше. Она убеждена в этом и хочет убедить меня.

- Ты помнишь, Коля, - спрашивает она меня, - как мы с тобой ночевали на берегу Телецкого озера у рыбацкого костра?

- Это давно было?

- Три года назад.

- Только три года? А я помню и то, что было триста лет назад.

- Нас с тобой тогда не было.

- Тебя не было. А я был.

- Ты, конечно, шутишь, Николай!

- Может, и шучу.

- Ты разговариваешь иногда очень странно. Что произошло с тобой за эти полтора года? Ты что-то скрываешь от меня. Иногда мне кажется, что тебя подменили. Ты не ты!

- А кто?

Она не ответила.

- Кто?

Она снова промолчала.

- Кто же? - допытывался я.

- Ты лучше должен знать, кто ты.

- Значит, ты сейчас идешь не со мной.... А с кем же?

- С тобой, успокойся. С тобой. Я любила тебя и люблю так же, как раньше. Зачем ты так странно шутишь?

- Не знаю.

- А о чем ты думаешь сейчас? У тебя такой вид, словно ты далеко.

- Я думаю о том, что такое жизнь.

- Разве это, проблема? Каждый знает, что такое жизнь. Спроси ребенка, и он тебе ответит.

- Не каждый. Один мыслитель сказал, что жизнь - это целая цепь привычек. Как ты думаешь, он был прав?

- Привычек? Отчасти верно. Жизнь не может быть без привычек. Я привыкла видеть тебя, слышать твой голос. Разве это плохо? Мне нравится идти рядом с тобой. Это тоже привычка. Разве это плохо?

Я уклонился от ответа. Если бы я стал отвечать, я сказал бы ей, что на Дильнее жизнь-это борьба с привычками, яростная борьба с рутиной. Дильнеец борется с привычками, чтобы не дать им взять верх над своей любознательностью, над своим желанием ежедневно творить новое, побеждать препятствия, сопротивляться всему тому, что делает легким путь к творчеству.... Но я этого не сказал. Не мог я ей рассказывать о Дильнее. Для нее я был земной человек и земным, только земным должен остаться.

- А помнишь, Николай...-спрашивает она мечтательным голосом.

С помощью таких вот вопросов она хочет как бы засыпать пропасть, разрушить то отчуждение, которое разделяет нас.

- А помнишь, Николай, как мы...

Глупенькая! Я помню, как по этим улицам мчались кареты, везя вельмож в напудренных париках... Я видел поэта Державина, читавшего нараспев длинную оду, я видел крепостных мужиков, засыпавших болото на том месте, где ты сейчас стоишь. Я видел.... Я слишком много видел и слишком много помню, и это мне мешает говорить с тобой и смотреть на тебя. За твоей спиной я вижу бесконечность: космическую среду, ничто и вакуум, который я преодолел, чтобы попасть сюда и оказаться с тобой рядом, в том столетии, в котором ты живешь. Ты говоришь, что мы рядом.

Да, рядом. Но прежде чем оказаться рядом с тобой, я должен был... Нет, об этом лучше забыть.

- Так что же ты не отвечаешь, Коля? Ты опять отсутствуешь, дорогой?

- Нет, я здесь. Только здесь и нигде в другом месте.

Когда я ухожу или уезжаю из гостиницы надолго, я беру с собой футляр, в котором пребывает комочек чудесного вещества, начиненного эмоциями, страстями, пристрастиями и воспоминаниями. Футляр, который я ношу с собой, я боюсь оставить где-нибудь или забыть. Я не выпускаю его из рук.

Наблюдательные люди давно это заметили и объяснили посвоему. Они думают, что я ношу рукопись, записки, с которыми боюсь расстаться. В этом есть доля истины. В комочке чудесного вещества сама жизнь записывает все, что достойно записи и запоминания.

Сейчас я отдыхаю на берегу Черного моря и живу в санатории. Я люблю взбираться на высокие горы, ходить по узким тропам, по самому краю обрыва. Иногда я совершаю дальние прогулки с компанией отдыхающих, но чаще один. И куда бы я ни шел, я несу с собой футляр, а в футляре та, что прилетела вместе со мной с Дильнеи.

Иногда, остановившись где-нибудь в глухом уголке в лесу на поляне и оглянувшись-нет ли поблизости людей, - я достаю из футляра комочек чудесного вещества.

Вот и сейчас я делаю то же самое. Вокруг - никого.

Тишина.

- Эроя, - тихо спрашиваю я, - ты слышишь меня?

- Я слышу тебя, Ларвеф, - отвечает она. И в свою очередь спрашивает: - Мы долго еще пробудем на этой планете?

- Не знаю, Эроя, - отвечаю я.

- А кто же знает, кроме тебя?

- Разумеется, никто, но нам еще рано возвращаться домой.

- Домой? - она ловит меня на неточно сказанном слове.-Ты говоришь, домой? Но разве у нас с тобой есть дом? Ведь.-мы с тобой вечные путешественники.

- Ты права, Эроя. Я не могу долго задерживаться на одном месте, меня тянет даль, влечет неизвестность, безграничность времени и пространства.

- Но почему же ты так долго намерен задержаться здесь?

- Ты знаешь почему, Эроя. Я пишу книгу, в которой пытаюсь изложить все то, чего достигли дильнейская наука и техника. Это мой подарок людям Земли. Я полюбил их, Эроя.

- За что?

- За то, что они люди, за то, что они переделывают мир и самих себя. Недавно я шел по улице. Навстречу мне шла молодая мать, впереди нее катился самокат, автоматическая коляска с ребенком. Я попросил эту незнакомую мне женщину остановить коляску, сказав, что мне хочется полюбоваться на ребенка. Она исполнила мою просьбу. Я взял ребенка на руки. Это была прелестная девочка. Звали ее Леночка. Она еще не умела говорить. Только лепетала. Слушая ее лепет, я держал ее на руках. Она трогала своими ручонками мне лицо, теребила волосы, мне казалось, что я держу в руках все человечество. Ребенок смеялся... И вдруг внезапная боль пронзила меня. Мне казалось, что я расстаюсь с человечеством, покидаю Землю с тем, чтобы уже никогда на нее не вернуться. Ты понимаешь это чувство, Эроя?

- Понимаю, Ларвеф. Тебе не хочется отсюда улетать. Тебе здесь хорошо.

- Это не то слово. Дело не в том, хорошо здесь мне или плохо. Мне везде было хорошо. Но ты права, мне не хочется улетать отсюда. Я полюбил Землю, свист земных птиц, запах земных ветвей... Я смотрю на все, что меня окружает, и не могу насмотреться... Понимаешь ли ты это, Эроя?

Она промолчала. Комочек вещества, хранитель информации, она умела только вспоминать прошлое, те утраченные и чужие переживания, которые отразились в ее искусственном и искусном устройстве. Не следовало мне спрашивать ее о том, чего она не знала и не могла знать.

Я потерял футляр. Как это могло случиться? Сам не знаю.

Может быть, я оставил его на лесной поляне или на верхушке горы? Хватился я не сразу. Но когда до моего сознания дошел весь смысл того, что случилось, я впал в отчаяние. Теперь со мной не было Эрoй, комочка вещества, включавшего в себя мир далекий и родной. Разумеется, я никому не сказал о своей потере. Я еще надеюсь найти этот футляр. Ежедневно я ухожу на поиски. Тоненькая ниточка, которая соединяла меня с прошлым, могла оборваться... Но я должен найти футляр, даже если мне придется искать год.