Темна вода во облацех - Александр Федорович Тебеньков

я еще питал какие-то надежды. Но через год и я созрел. Ты же знаешь, с языком у меня проблемы нет, за баварца запросто канаю. Однако на медика, на врача по их мерке я, оказывается, не тяну, а работать санитаром или таксистом... Приравняли к неграмотному турку, блин!.. Ну, помотались мы как собачий хвост — Карлсруэ, Франкфурт, Штутгарт, Гамбург... Везде одно и то же. Они дадут крюк двадцать километров, чтобы заправиться бензином на две-три пфеннежки дешевле, представляешь?

— А жили-то на что?

— Ну, на первое время кое-что с собой было, плюс разные вспомоществования, гостевые, родственники подмогли... А далее стали думать да гадать. Нет уж, где родился, там и сгодился! Собрались гуртом — мы, сестра Маринкина с детишками, дядька с семьей — и рванули назад, в смысле в Россию. Сестра и дядька к дальним родственникам в Саратовскую губернию, а мы под Москву. Потом решили куда потеплее, привыкли в Киргизии-то к теплу! И подались в Анапу. Море, солнце, воздух, у меня там брат двоюродный...

— Да уж, попутешествовали.

— Не говори! На всю оставшуюся жизнь... Ну да ладно. Ты-то сам, Паша, как? — осторожно спросил Щетинкин. — Оклемался?

Баринов усмехнулся.

— В первом приближении.

— Ну-ну... По внешнему виду — вполне. Ну, а извини... паранормальные дела? Не рассосались?

— Какие конкретно тебя интересуют?

— А что, появились новые?

— Бог миловал. Шарики по-прежнему могу делать, но не злоупотребляю. Как говорится, от греха подальше... Мы когда в последний раз виделись? — Баринов резко сменил тему. — В восемьдесят восьмом?

— Тебя же шарахнуло в восемьдесят седьмом, так?.. Ну да, сразу после Нового года. Ты тогда только-только подниматься стал. С палочкой.

— А-а, ну да, ну да! — Баринов поморщился. — Значит, помнишь, каким я был красавчиком... А тут попутно стали навешивать на меня всех собак. Итог — безработный. Лишен всех постов, должностей и преференций, из обоймы выброшен, списан как инвалид умственного труда — перебиваться с хлеба на квас.

Щетинкин скептически покрутил головой, щелкнул ногтем по только что початой бутылке «Камю».

— Да как-то не сказал бы, что сильно бедствуешь.

— Слава богу, сидеть с кружечкой в подземном переходе не мое амплуа. Доктор наук, гипнозом владею на самом высоком уровне, а психотерапевты нынче в ба-альшой моде! Излечить денежного мешка от застарелого алкоголизма или от злоупотребления табаком — раз плюнуть. ОБХСС нынче нет, и никакой заразе не взбредет в голову спрашивать — «А откуда вы, уважаемый Павел Филиппович, взяли, а также, почему и на что бесконтрольно тратите эти самые немереные «баксы»?» Сегодняшние реалии позволяют.

— Наркоманов, небось, тоже пользуешь? — заинтересованно спросил Щетинкин.

Баринов замотал головой.

— За наркотическую зависимость не берусь, результатов — пшик! — а трудов — о-ё-ёй! Да и смысла нет. Ну, добьешься кратковременной ремиссии, а толку? «Наркоши» неизлечимы в принципе, поверь. Рецепт один: или девять грамм в затылок, или полная изоляция от общества — где-нибудь на Таймыре или Камчатке, в компании себе подобных. В резервации. Пока сам не загнется от передоза. И еще вопрос, что гуманнее.

— Категорично, и весьма, — Щетинкин вздохнул, потянулся за бутылкой, налил по второй. — Ну что — «здравствуйте»!

Баринов поморщился, отрицательно качнул головой.

— Извини, Сережа! Я воздержусь, в четыре у меня прием — один пациент первичный и два повторных. Давай вечерком, хорошо?

— Как скажешь. Ну а пока... Я ведь подробностей не знаю, Паша. Что все же с тобой стряслось? Помню, вышел тогда ко мне чуть ли не на костылях, объяснить ничего не захотел категорически... Ну, я не настаивал, потому как Лизавета тоже темнила.

Баринов вздохнул.

— Эх, Сережа, мне бы кто-нибудь что объяснил! Что тогда, что сейчас... Да все просто, как мычанье, Сережа. К тому времени у нас уже были серьезные подвижки, даже запланировали обширную программу года на полтора-два. Ну а в тот день вели мы с Банником один эксперимент, обыкновенный, можно сказать, рядовой. И вроде бы со всех сторон подстраховались. Но вдруг — словно взрыв, только на ментальном уровне. Контузия, если не хуже. Меня уложило на полгода, Банника — боюсь, что навсегда... Ну и пошли, как водится, оргвыводы. В дело вступили серьезные люди, воспользовались моментом. Долго ждали, ну и дождались! Ближайшим моим сотрудникам устроили такую жизнь, что они все разбежались кто куда, разработки наши фактически свернули. Сунули нам с Николаем по персональной пожизненной пенсии. Хозяйство его раскулачили, раздербанили, растащили по своим закромам... Знаешь, он как в воду глядел — меня готовил на смену. А я, как видишь, — Баринов вздохнул, развел руками, — я, как видишь, сам под раздачу попал.

— На чем же вы погорели, в том сеансе? На что-то новое наткнулись?

Баринов коротко глянул на него и отвернулся.

Попал ты, дружище, не в бровь, а в глаз, хотя о самой работе имеешь самое смутное представление... Только нет уж, брат, шалишь. Ничего из того, что тогда случилось, никто и никогда от меня не услышит. Разве что Николай. Если, конечно, суждено ему хоть когда-нибудь снова стать человеком, а не прозябать овощем на грядке, то бишь, на больничной койке.

Тогда, шесть лет назад, в апреле далекого восемьдесят седьмого, он, не торопясь, как обычно, «лисьим шагом» начал прощупывать легкодоступные области мозга Банника. Стандартные вопросы, привычные ответы... Опять подошел к третьему блоку — ДВ-12/01С, ориентировочно: «детские воспоминания, 12 лет, сны» — только по другой цепочке, используя другие связи. По идее она должна была вывести на Робинзона.

— Итак, Коля, снова поиграем. Я говорю слово, ты произносишь первое, что приходит на ум. Начали — «странные сны».

— Ужас, кошмар!

— «Кошмар».

— Морды... туман...

— «Морды».

— Страшно... динозавры...

— «Туман».

— Плохо видно... динозавры...

— «Динозавры».

— Они вокруг...

— Спокойно, Коля, спокойно! Все нормально, все в порядке. Ты же помнишь, ты на приеме у врача.

Та-ак, пульс учащенный, но вполне в пределах... «Динозавры», «динозавры» — откуда динозавры, если это сюжет сна? Динозавры исчезли пятьдесят миллионов лет назад, пересекаться они при всем желании никак не могли... А где Робинзон? Или, на крайний случай, Соловей-разбойник...

— Хорошо, Коля, хорошо! Ты у нас молодец, я тобой доволен. А теперь ты засыпаешь, ты погружаешься в сон. Но на счет «три» ты проснешься. Ты откроешь глаза, сосредоточишься, соберешься с мыслями и расскажешь, что за динозавра ты видишь... Итак, раз... два... три!.. Ты видишь динозавров во сне?

Банник истерично выкрикнул:

— Почему у них четыре руки?

Баринова уже знакомо ударило изнутри в затылок, знакомо закружилась голова... Он закрыл глаза, сквозь дымку проступила картинка