Роберт Хайнлайн - Кот, проходящий сквозь стены

Любимая, с этого мгновения мой земной календарь начинает барахлить. Мы покинули Луну в субботу пятого, вечером. Через несколько минут мы оказались сперва в Айове, потом почти сразу же – на Тертиусе, поэтому я полагаю, что мне все еще следует исчислять время с той же субботы 5 июля 2188 года. Условно примем эту дату, независимо от того как течет время на Тертиусе, тем более что иначе я совсем запутаюсь. Ты все еще контролируешь мои хронологические вехи?

– Ну да… конечно.

– Благодарю. Итак, я проснулся на следующее утро, то есть в воскресенье шестого июля. Проснулся с двумя ногами! Для Тертиуса, допустим, отрезок времени составил тридцать семь дней. Для тебя – около двух лет, для Гретхен – пять или шесть, чему мне пришлось поверить, исходя из ее вида восемнадцати или даже девятнадцатилетней (да еще «нокаутированной») девицы. И все же для меня прошла всего одна ночь – с субботы на воскресенье! Вечером того же дня я заснул вместе с Ксией и Гретхен, ночь провел с Минервой и Галахадом (чуть не забыл про Пикселя!), а еще, возможно, и с Томом, Дином, Гарри и их девицами – Эгнес, Мэйбел, Бекки. И не знаю с кем еще!

– И я не знаю. А кто такие эти девицы? Парни меня не волнуют, я их слишком хорошо знаю, но девки…

– Ты бедная, сладкая, невинная девочка! И слишком юная, чтобы знать всех. И все же, как это ни удивительно, я прекрасно проспал ночь. И таким образом оказался в следующем дне, то есть утром в понедельник седьмого июля. То есть (условно) во вчерашнем дне, вечер и ночь которого мы потратили на наверстывание нашего медового месяца, за что огромное тебе спасибо, моя миссис!

– В добрый час, сударь, хотя наши радости оказались… несколько дробными. Теперь я поняла, как ты пришел к мысли о «юбилее». По твоему земному календарю и твоим биологическим часам (а они – основа всего, в особенности для «прыгунов во времени»!) получается, что у нас сегодня восьмое июля, вторник. Со счастливым юбилеем, дорогой!

Мы уткнулись друг в друга! Хэйзел зарыдала, я тоже не отставал.

Завтрак был великолепен. Это все, что я могу о нем сказать, ибо, решив попотчевать меня деликатесом тертианской кухни, Гвен втихомолку обсудила меню с Дорой, я же стал энергично уплетать то, что было разложено передо мною, трудясь, как айовский фермер «над собственным надгробием». То же делал и Пиксель, получивший нечто «особое», на мой взгляд, выглядевшее как требуха, а на его взгляд – как пища богов. Его поведение не оставляло в этом никаких сомнений!

Мы уже допивали по второй чашке… нет, не кофе, но вполне… и уже начали снова говорить о дворце Лонга, вернее, об увиденной там девчушке, которую я теперь считал своей доченькой Вайоминг Лонг. Но наше воркование вдруг прервала Дора:

– Экстренное сообщение. Пометьте время, место и дату. Пожалуйста! – Хэйзел удивилась, но быстро схватила сумку, вытащив из нее нечто мне неизвестное, что назвала «хронометром». Дора продолжила: – Мы находимся на стационарной орбите вокруг Теллуса в системе Солнца-3, временной канал три, кодовое название «Нэйл Армстронг». Дата – первое июля…

– О Господи! Мы вернулись туда, откуда стартовали! В день нашей свадьбы.

– Милый, потише, пожалуйста!

– …по григорианскому календарю. Повторяю: временной канал три.

Солнце-3, 1 июля 2177 года григорианского исчисления. При щелчке – отсчете времени – начнется зона пять ноль девять сорок пять. Щелк! Приготовьтесь к принятию более точного звукового сигнала, ждите… – Этот сигнал начался тоном низкой частоты, потом, постепенно повышаясь, превратился в визг, от которого заломило в ушах. Дора прибавила: – Еще один щелчок, и вторая звуковая коррекция будет произведена через пять минут. Время на корабле или в означенной пятой зоне Теллуса является теперь законным дневным временем в канале три. Хэйзел, дорогая, кое-что специально для вас…

– Слушаю, Дора, милая!

– Тут у меня туфли Ричарда… («Шлеп!» – они уже на нашей кровати)… но я еще кое-что из мелочей для вас припасла. Не надо ли добавить парочку свитеров? Я обмерила Ричарда, пока вы спали. Эти свитера, как одежда Геркулеса: их не надо стирать, они не пачкаются и не изнашиваются.

– Спасибо, Дора, милая моя! Это очень трогательно – я ведь не успела купить ему ничего, кроме костюмов. – Я это отметила. («Шлеп!» – еще один пакет на постели.) – Дора добавила: – Мы всю ночь занимались погрузкой-разгрузкой. Последние солдаты высадились в девять ноль-ноль, но я сказала капитану Лэз о вашем юбилейном завтраке, и она запретила Лазарусу вас тревожить. Вот послание от него:

«Если не слишком возражаете, предписываю вам оторвать ваши задницы от кровати и отрапортовать о сем в Ти-Эйч-Кью. Конец послания». А теперь послушайте прямую трансляцию с капитанского мостика.

– Хэйзел! Говорит капитан Лэз. Не могли бы вы покинуть Дору в десять ноль-ноль? Я сказала своему носатому братцу, что он может рассчитывать именно на это время вашего отбытия.

Хэйзел вздохнула.

– Есть. Мы сразу же отправляемся в «карманный кораблик».

– Хорошо. Мы все желаем вам удачи: я, Лор и Дора. Счастливо возвратиться домой. Будем рады взять вас снова на борт!

Через две минуты мы уже находились в «карманном кораблике», то есть в нашей старой подружке Гэй Десейвер. К ее двери нас привел конец бортового коридора Доры. На мне красовались новые туфли, впрочем, одна старая, одна новая. И снова я не смог увидеть те «сворачивающиеся» ванные комнаты, ибо один из близнецов-правнуков Хэйзел, встретивший нас у двери, велел сразу же устроиться на задних сиденьях. Он посторонился, давая нам войти внутрь.

– Привет, бабушка! Доброе утро, сэр!

Я ответил, а Хэйзел на ходу, не теряя ни секунды, по очереди расцеловала обоих правнуков. Мы уселись и пристегнулись.

Кэс по рации вызвал нас:

– Доложите о готовности к взлету.

– У пассажиров ремни пристегнуты, – сообщила Хэйзел.

– Мостик! Доложите готовность к ленчу!

Голос Лэз произнес:

– По первому требованию!

Мы мгновенно стартовали и ощутили невесомость. Пиксель начал вырываться, я держал его обеими руками. Мне кажется, он испугался, бедняжечка, да и как он мог понять, что такое невесомость? Впрочем, он и раньше почти ничего не весил!

С правого борта показалась Земля, правда, не очень близко. Мы находились на широте середины Северной Америки, что подтверждало в моих глазах высочайшую компетентность Лэз как пилота. Если бы мы оказались на обычной двадцатичетырехчасовой орбите, концентрической по отношению к экватору, мы сейчас бы оказались на девяносто градусов западнее, то есть над Галапагосскими островами. Я предположил, что она выбрала орбиту с наклоном около сорока градусов, соотнесенную с десятью часами корабельного времени (по Гринвичу!), и наказал самому себе, при случае если удастся заглянуть в вахтенный журнал корабля, проверить свое предположение. (Это же типичный профессиональный зуд любого пилота – сунуть нос в записи своего коллеги! Извините меня!) Затем мы сразу же вошли в атмосферу, одним махом одолев спуск в тридцать шесть тысяч километров. Гэй выпустила крылья, Кэс пригнул ее нос к Земле, затем выровнял корабль, и мы снова обрели вес, равный земному, хотя и эта перемена пришлась совсем не по вкусу Пикселю. Хэйзел наклонилась ко мне и, взяв котенка, стала его гладить. Он успокоился, наверное, почувствовав себя в большей безопасности у нее на руках.