Роберт Хайнлайн - Пришелец в земле чужой

— Нет, не сейчас.

— Пусть исполнится ожидание, — согласилась она.

Они вернулись в огромную гостиную, и Патриция налила Бену еще мартини. Бен устроился на кушетке, но вскоре поднялся. В комнате было жарко, от выпивки он вспотел, а кушетка приспосабливалась к форме тела и тоже пригревала. Бен решил, что глупо сидеть здесь в костюме, когда на Пэтти надета только змея. Он остался в шортах, а все остальное повесил в прихожей. На входной двери висела табличка: «Ты не забыл одеться?». Бен подумал, что в этом доме такое напоминание совсем не лишнее. Внимание его привлекла еще одна деталь, которую он пропустил, входя: по обе стороны от двери стояли урны с деньгами. Урны были переполнены, деньги валялись на полу. Пришла Патриция.

— Вот твой стакан, брат Бен. Сблизимся и пребудем счастливы!

— Спасибо, — Бен не мог оторвать глаз от денег.

Патриция проследила его взгляд.

— Я неряшливая хозяйка, Бен. Майк одним взглядом наводит порядок, поэтому я совсем распустилась и каждый раз что-нибудь забываю.

Она подобрала рассыпанные деньги и затолкала их в урну.

— Почему вы держите их здесь.

— А как же? Эта дверь ведет на улицу. Каждый из нас, выходя за покупками или еще куда-нибудь, берет себе, сколько нужно. Держим на виду, чтобы не забывать.

— Просто так, схватил горсть и пошел?

— Ну да. Ах, я понимаю! Здесь не бывает чужих. Если к нам приходят знакомые, мы принимаем их в других помещениях, и не держим денег там, где они могут соблазнить слабого человека.

— А я слабый человек.

Пэтти хихикнула.

— Для тебя не может быть соблазна: они твои.

— А грабители? — Бен пытался прикинуть, сколько в этих урнах денег.

Банкнот с однозначными числами почти не было. На полу осталась пропущенная Пэтти бумажка с тремя нулями.

— На прошлой неделе один залез.

— Сколько он забрал?

— Не успел: Майк отослал его прочь.

— Вызвал полицию?

— Зачем? Майк никого не выдает полиции, — Патриция пожала плечами. — Он просто сделал так, что грабитель исчез. И разрешил Дюку открыть потолок в садовой комнате. Я тебе ее не показывала? Там на полу растет трава. Джилл говорила мне, что у тебя дома тоже растет трава.

— Да, в гостиной.

— Если я буду в Вашингтоне, ты позволишь мне походить по твоей траве? И полежать на ней?

— Конечно, Пэтти. Мой дом — твой дом.

— Я знаю, дорогой, но мне приятно это от тебя услышать. Я лягу на траву в твоем гнездышке и буду счастлива.

— Буду рад принять тебя, Пэтти, — Бен надеялся, что она приедет без змей. — Когда ты будешь в Вашингтоне?

— Не знаю. Ожидание еще не кончилось. Майк должен знать.

— Ладно, соберешься приехать, предупреди, чтобы я не уехал. А впрочем, это необязательно: Джилл знает код моей двери. Пэтти, вы считаете свои деньги?

— Зачем?

— Обычно люди считают.

— Мы не считаем. Берем, сколько возьмется, потом, если осталось, кладем обратно. Когда в урне становится мало денег, я беру у Майка еще.

Как, оказывается, все просто. Бен знал, что на Марсе общество устроено по модели, близкой к безденежному коммунизму. Майк перенес это общественное устройство в свой храм, внешне приспособив к внешним условиям. Интересно, знает ли Пэтти, что деньги фальшивые?

— Пэтти, сколько вас здесь, в Гнезде? — Бен сначала встревожился, потом отогнал тревожные мысли: за его счет у них жить не получится, потому что у него дом, а не пещера Али-Бабы.

— Сейчас скажу… около двадцати, включая новых братьев, которые еще не умеют думать по-марсиански и не посвящены.

— А ты посвящена, Пэтти?

— О, уже давно. Я преподаю марсианский начинающим и помогаю новым братьям. Мы с Дон (Дон и Джилл — верховные жрицы) — известные фостеритки, мы показываем другим фостеритам, что Вселенская Церковь не вступает в конфликт с Верой, точно так же, как членство в баптистской секте не мешает стать масоном, — Пэт показала Бену поцелуй Фостера, рассказала его историю, а также историю симметричного поцелуя Майка.

— Я рассказываю ученикам, как трудно заслужить поцелуй Фостера, и говорю, что так же трудно добиться права вступить в наше общество, в наш Внутренний Храм. Многие готовы посвятить этому жизнь.

— Это так трудно?

— Конечно. Нам с тобой, Джилл и некоторым другим повезло: Майкл сразу назвал нас братьями, а остальных он сначала обучает. Он учит их не слепо верить, а понимать, во что они верят. Для этого нужно научить людей думать по-марсиански. Это нелегко, я еще не научилась как следует. Но ты знаешь, учиться и работать — такое счастье! Ты спрашивал, кто у нас в Гнезде. Дюк, Майкл, два фостерита — Дон и я, один обрезанный еврей, его жена и четверо детей…

— Даже дети?

— О, у нас много детей. Мы устроили для них отдельное детское гнездо. Иначе было бы невозможно работать. Хочешь посмотреть?

— Как-нибудь потом.

— Католическая семья — три человека, марсианская семья — еще трое, остальные протестанты. Да, еще один атеист. Он думал, что он атеист, пока Майкл не открыл ему глаза. Он пришел, чтобы посмеяться над нами, но остался учиться у нас и скоро сам станет жрецом. Нас девятнадцать человек, но мы редко сходимся все сразу — только на особые службы во Внутреннем Храме. Гнездо рассчитано на восемьдесят одно место — три в дважды третьей степени. Так считают на Марсе. Майк говорит, что нам еще не скоро понадобится большое гнездо, а когда понадобится — построим. Бен, хочешь посмотреть, как Майкл проповедует?

— Мы не помешаем службе?

— Нет. Подожди, я оденусь.

— Она вышла в одеянии, похожем на свидетельскую форму Энн, только рукава были в виде ангельских крыльев, а на сердце — символ Вселенской Церкви — девять концентрических окружностей со стилизованным Солнцем в центре. Это, оказывается, облачение: на Джилл и других были такие же одежды, только у Пэтти был высокий ворот, под которым она скрывала татуировку. На ноги она надела носки и сандалии.

Джубал, она стала необыкновенно величественной, и показалась старше. Правда, пятидесяти я бы ей все равно не дал. А какая у нее кожа! Разве можно такую кожу портить татуировкой!

Я тоже оделся; она попросила меня пока не надевать туфли. Мы вышли в коридор, там я обулся, мы сели в лифт и спустились на несколько этажей. Затем очутились на галерее, над залом для общих собраний. Там был Майк с какой-то жрицей. Издали я принял ее за Джилл, но потом разглядел, что это другая жрица — Дон Ардент.

— Как ты сказал?

— Дон Ардент, урожденная Хиггинс.

— Мы с ней встречались.

— Знаю. Она без ума от тебя, а ты скромничаешь.