Ричард Маккенна - Ночь Хогги Дарна

— Мистер Коул, вы принудили меня кое-что растолковать вам. Скажу честно, я не хотел, ,чтобы вам стало об этом известно. Дело в том, что большую часть того, о чем вы мне только что поведали, я уже знаю. Я намерен истребить стомперов — и я это сделаю. Что я хотел от вас, вызывая сюда? Лишь одного — чтобы вы вернулись на Белконти в полной уверенности: все зло — от пискунов.

Коул уперся руками в подбородок и поднял брови.

— А я уже начал догадываться об этом. Но мне удалось вас одурачить, не правда ли?

— Пожалуй, и я отдаю вам за это должное. Но сейчас дайте мне договорить. Яйца стомперов идут за хорошую цену, за очень хорошую цену, и мне удавалось делать ее все более высокой, придерживая этот товар про запас. Да, у меня имеются своего рода резервы. И если бы вдруг стало известно, что стомперы вымирают, ценность моих запасов оказалась бы просто невероятной. Мы с моей внучатой племянницей избавились бы от необходимости влачить жалкое существование…

Пока он говорил, у его собеседника все больше отвисала губа — так он был поражен… Краска ударила Бидграссу в лицо, но он решительно продолжал:

— Я рассчитывал, что гипотеза относительно вымирания стомперов по вине пискунов станет известной благодаря университету Белконти, В этом случае новость распространилась бы очень быстро и не вызвала бы ни у кого сомнений. И мне не будет грозить позор…

— А я перечеркнул ваши планы!

— Это еще можно поправить. Я мог бы договориться с вами. Как насчет того, чтобы заглушить угрызения совести, скажем, пятью тысячами соларов в год? На жизнь вам вполне хватит.

Коул даже подскочил на месте от негодования, а затем перегнулся через стол к Бидграссу.

— Нет! — крикнул он. — Зловредный старик, запомните раз и навсегда: экологи не могут закрыть глаза на проделки алчных браконьеров. И я приложу все свои силы для того, чтобы Белконти поставила в известность ваше правительство в Кар Труро о том, что Гарт Бидграсс вознамерился ликвидировать жизненно важный для планеты биологический вид!

Бидграсс тоже встал, и его лицо покрылось красными пятнами.

— Не гоните лошадей, парнишка! У меня тут завалялись копии ваших первых заметок — в этих записях вы называете именно пискунов главным фактором, обусловившим вымирание стомперов. Около трехсот человек погибло во время последнего нападения этих тварей, и вы, если подумать, вполне могли оказаться в числе жертв. Что ж, если вы настаиваете, я запросто могу переслать ваши заметки на Белконти, когда здесь появится «Горбэлс», и никому даже в голову не придет заподозрить что-то неладное. Вы меня понимаете?

— Конечно. Это — угроза!

— Отнюдь. Это — оборона. Поразмышляйте над этим — я даю вам несколько дней, мистер Коул.

Коул уныло сидел в своей комнате, ожидая, когда Хоукинс привезет ему обед. Он надеялся, что пища не окажется отравленной.

Когда в дверь постучали, он распахнул ее — на пороге вместо Хоукинса стояла Пайя, а рядом с нею — столик, сервированный на двоих. Девушка была одета в декольтированное коричневое платье без рукавов, которого он раньше на ней не видел. На румяных щеках Пайи блуждала улыбка.

— Как насчет совместного обеда, Флинтер? — спросила она.

— Почему бы и нет? — Коул старался не показывать, что напуган. — Проходи.

— Дядя Гарт сказал мне, что теперь ты все знаешь… — Она смутилась и раскраснелась еще больше.

— Да. И мне не по душе то, что я узнал, — угрюмо отозвался Коул. — Но тебе я рад, Пайя. Ну-ка, разреши…

И он вкатил столик в комнату, а затем принялся помогать Пайе расставлять снедь на большом столе. Девушка была очаровательна, и Коул с трудом сдерживал желание ласкать ее гладкие круглые плечи и целовать пухлые, в ямочках, руки. Когда она села за стол напротив него, он не мог отвести глаз от пышной груди, колыхавшейся в глубоком вырезе платья. Но ее поведение было каким-то скованным, искусственным, и она выглядела испуганнее, чем когда-либо.

— Слушай, Пайя, ты сейчас похожа на маленького кролика, который обнаружил, что забрел слишком далеко от родного леса. Чего ты все время так боишься?

Ее улыбка поблекла.

— Далеко от леса? Да вот он, лес — рядом, — ответила девушка. — А что такое кролик? Только, пожалуйста, не надо про страх…

Они обсудили еду и погоду; обед оказался приготовленным куда лучше, чем обычно. Присутствовала даже бутылка тристанийского крэша. Коул налил голубого вина в два хрустальных бокала, один он подал Пайе, другой поднял, провозглашая тост:

— За ту, кто скоро будет самой богатой Девушкой на Тристане!

В его голосе послышалась насмешка, и на глазах у девушки блеснули слезы.

— Я не хочу быть богатой. Я хочу всего лишь уехать с Нью-Корнуолла, уехать куда угодно. Я родилась на Тристане. О, Флинтер, как ты мог подумать… — И она всерьез разрыдалась.

Коул тронул ее за плечо.

— Прости меня, дурака, Пайя! Расскажи мне о Тристане. Я был там. только один день, когда ждал звездолета.

Девушка принялась рассказывать, и оба почувствовали, как обстановка за столом разрядилась. Напряжение спало. В конце концов Пайя предложила отправиться завтра на пикник — они возьмут спортивный флайер и заберутся вдвоем на лесную вершину. Коул с радостью согласился и крепко пожал ей руку, желая на прощание доброй ночи.

Она ответила легким движение пальцев. Но при этом все еще казалась испуганной.

На следующий день Пайя переоделась в короткий желтый спортивный костюм, и Коул буквально пожирал ее глазами. Когда он погрузил пакет с провизией в маленький флайер, стоявший у главного ангара, девушка вдруг тесно прижалась к нему. Он перехватил взгляд ее больших глаз, устремленный куда-то через его правое плечо, и, повернув голову, увидел Моргана, стоявшего в десяти футах от них, неприветливого, как всегда.

— Добрый день, мистер Морган, — выдавил Коул в неподвижное лицо под черными полосками бровей.

Морган проворчал что-то на местном языке и удалился. Его губы совершенно не двигались.

— Ты боишься Моргана, — утвердительно сказал Коул, когда флайер взлетел и взял курс на восток.

— Он — бард. За ним сила, — ответила Пайя. — Давай сегодня забудем о нем.

Коул обернулся и бросил взгляд на полуостров Ланди, вздымавшийся в зелено-голубой дали за узким перешейком. Тянувшаяся от моря до моря прямая просека казалась невзрачной тропинкой, зажатой с обеих сторон высоченными деревьями. Пайя взяла его за руку и показала, что пора приземляться.

Коул посадил флайер среди розовато-зеленых лишайников, разросшихся на участке в несколько акров. Пайя заверила его, что здесь наилучшее место для посадки — растительность выдержит вес флайера, ведь Нью-Корнуолл — планета со слабой гравитацией.