Не буди Лешего - Юрге Китон

найти. Она подумает, что я украл… Не буду брать, — он положил персик на стол. — Лучше наберу ей ягод. Земляники.

— Я тебе покажу полянку, — только ответил я. — Ты же… не воровал никогда? — спросил на всякий случай. Вообще-то мне, как нечисти, за это ругаться не положено, мне людишек не особо жалко, но ведь неприятностей наживёт себе и матери.

— Нет, никогда… ну почти… — он насупился. — Мы, бывает, ночами лазим по огородам, но это больше для веселья, не для воровства. Позлить деда Мокшу.

Я бы дал подзатыльник, так убью ж. В лапах такая сила. Голова у парня хоть и крепкая, но не из камня же.

* * *

В другой раз, когда он пришёл, я спросил про мать, про её здоровье. Тишка мне пожаловался, что мамка не может сама поправить крышу, а от помощи отказалась. Ждала, что ей починят за лечение одного деда, а родственники не захотели — сказали, что пара пучков травы не может стоить такой помощи, когда работы много — сенокос и всякое прочее.

— А ты что думаешь? — спросил его.

— Ну мамка действительно этому деду заваривала травы и с собой давала толчёной.

— А ты знаешь, что именно давала за порошки и травки?

— Да я не спрашивал.

— И они не спрашивали. Или посчитали, что сами знают, но лень заготавливать и деда своего поить. Ну-ка, сядь. — мы на крыльце устроились у дома. Смотрели на полянку и на лес. Баюн у ног мурлыкал. Тишка его за хвост таскал. Уже пару раз получил за это лапой.

— Хороший кот, вот бы мне такого!

— Коты сами выбирают, где им жить. А мать твоя всерьёз решила сделать тебя знахарем?

— Да, пробует учить меня лечить людей.

Вот дура баба, нашла же, чему учить. Для мужчины мастерство не больно подходящее. То есть, может, и подходящее, если подходить с умом, а не как Гостята — лечить за кусок хлеба и за спасибо.

— Мама твоя… молодец, что всё, что сама знает, стремится передать тебе, да пораньше. Она всё, что может, для тебя делает, ты впитывай, — сказал, скрипя зубами. Отвык разговаривать много, а Тишка звенит как колокольчик. Не остановишь, если начнёт болтать.

— Ну вот смотри, растёт травинка, знаешь ей название?

— Не знаю.

— А вот я тебе скажу, запомнишь?

— Наверное. Я не жалуюсь, быстро схватываю.

— А таких трав в лесу сотни, даже тысячи, и есть и ядовитые. Всех знать не надо, но пригодится многое. От каждой хвори своя травка. Её найти надо в лесу, знать место. Дойти туда. Собрать в нужное время, принести домой, сушить в месте правильном — что-то в тени, что-то как-нибудь ещё по-хитрому. И это место надо ещё выделить и следить за ним, содержать в чистоте и сухости.

Мало понимал я в этом деле и шпарил по наитию. Больше предполагая, что Тишка многого не замечает, чего уж ожидать от людей чужих?

— А после травку каждую надо хранить. Порезать правильно, потолочь. Расфасовать — опять же где-то надо под всё это в доме угол. Зимой, наверное, сарай не подойдёт. А дальше — от любой болезни нужное найти и правильно заваривать или растирать или в равных пропорциях смешивать — дать столько, чтоб вылечить, а не на тот свет отправить. Всю эту науку мать твоя впитывала от какой-нибудь старой вредной бабки. Ну или сама смотрела на людей, замечала и запоминала — что лучше помогает, что хуже. Копилось знание то со временем и с опытом. А люди видят только то, что сунули им пучок какой-то травки или порошка какого-то. И за это хотят с них платы. А как же сострадание и добросердие? Трава — она в лесу и на лугу растёт задаром.

— Тогда пусть сами растирают своих стариков и делают им припарки, а не зовут мамку.

— Ну вот хотя бы, — я вытянул вперёд ноги, на них тут же устроился Баюн. Припекало солнце, в шкуре было жарко.

— Если хочешь быть лекарем, надо запоминать всё, что мать рассказывает, а потом уходить в края чужие. Чем больше ты узнаешь, чем за случаи сложнее будешь браться, тем будешь лучше как лекарь, больше будешь иметь достатка.

— Уходить? И ещё… А что такое сотни и тысячи?

— И учиться тебе надо счёту и грамоте. И многим другим премудростям.

Ведь старше он уже, какие там пять лет? Ну пусть не в два раза, а всё же много больше своего возраста вымахал, и лес его уже давно приметил. Пока он человек. Человек с нашей тёмной кровью, ну пусть, частично, с моей способностью лес слышать. Но Тишка может стать любой нежитью. Вот чуть не свалился в мёртвый источник. Лесу нужен Водяной. А тут бродит подходящий. Ещё совсем маленький, да больно ли разбирается нечистая сила?

— Я же не брошу мамку.

— Не будешь же всю жизнь сидеть у её юбки? Она права, конечно, что нужна там, где люди. Да только люди есть везде, а не везде есть лекари и знахари. Так что тебе как раз открыты все дороги. Люди строят корабли, в караванах ходят, торгуют, выстраивают города большие, красивые, много на свете диковинок и многие ты можешь увидеть, многим сам заняться. Нечего в лесу сидеть.

— А если мне люб лес?

— И любо жить в селении?

С кем я говорю? Ему пять лет. Ему пока надо быть с мамкой.

— Послушай, я не смогу научить тебя нищенствовать. Я не умею этого, так никогда не жил, хотя я свою жизнь не помню, но мне кажется, что и тогда не побирался. Так что знания, как быть побирушкой, у меня нету. Как работать за спасибо — я не знаю. Леший за всё берёт плату. Не берёт только тогда, когда сам брать не хочет. Могу научить только тому как работать и в достатке жить.

А он даже не спорит, сидит тихо. Пинает ногой Баюна в бок.

Глава 41. Тишка и Кощей

Как-то они встретились с Кощеем.

Тот прилетел, вылез из ступы. Обомлел, когда увидел, как на полянке я, волком обернувшись, играю с каким-то дитём.

— Это кто? — Кощей не ожидал. Обернулся человеком, подошёл. — Это же… — вслух говорить не стал. Дождался, когда я перекинусь в свое Лешачество и подойду. Тишка поздоровался и убежал в дом к Кикиморе — испить водицы.

— Это же… твой?

— Мой.

— А как? — Костейшество не верил.

— Ну вот успел как-то.

— А кто мать?

— Ну уж не Кикимора. Хотя