Победитель ужасных джиннов ТОМ 1001 - Альберт Беренцев

Лестницу для меня даже прислонили к стене. Юноши в черном хихикали, кто-то даже затыкал себе рукой рот, будто боялся взорваться хохотом раньше времени. Мне всё это очень не понравилось…

— Держите лестницу, — распорядилась Шамириам, — Мы же не хотим, чтобы Ила упал, не так ли?

— Нет-нет, не хотим, госпожа! — радостно откликнулись мюриды.

Ну и шайтан с ними. Пусть пропадут все пропадом.

Держа одной рукой мои пожитки, я ступил на лестницу и полез по ней вверх, на стену обители. Двое юных шаэлей придерживали для меня лестницу, как и приказала женщина, оба парня улыбались.

Стена была не такой уж высокой — где-то в два или три человеческих роста. Так что на той стороне я просто с неё спрыгну, да и всё. Если повезет — даже ногу не сломаю.

Я быстро добрался до вершины стены, позади меня повисла подозрительная тишина, будто мюриды затаили дыхание… Я перекинул ногу через стену. А в следующий миг какая-то сила вдруг схватила меня, подняла в воздух и швырнула обратно во двор монастыря — прямо на голый камень.

Я рухнул прямо на мои пожитки, которые упали прежде меня и таким образом смягчили удар. Но ятаган в ножнах, закрепленный у меня на поясе, при этом больно ударил меня по ноге. И перед глазами у меня все потемнело, будто из меня выбили дух. А еще я разбил до крови ладонь правой руки.

Грянул хохот, переходящий в рёв. Теперь мюриды реготали уже как стадо ослов.

Я вскочил на ноги, так быстро, как только смог.

А Шамириам вдруг подняла руку, и хохот тут же прекратился, за один миг. Повисла тишина.

— Отсюда нельзя уйти по собственному желанию, — произнесла женщина, — Лишь шейх решает, кто и когда уйдет отсюда. А уйти из обители можно лишь двумя путями — или окончив свое обучение, или же — будучи изгнанным.

— Ну так изгоните меня! — в ярости потребовал я.

— Я не могу, — Шамириам покачала головой, — Только шейх может. Он решает, кому уйти, а кому остаться.

Снова повисла тишина. А вот что предпринять теперь — я не имел ни малейшего понятия. Я растерялся.

— Бери свои вещи и пойдем, — приказала Шамириам.

— Нет.

— Отец Света, помилуй нас. Ты правда настолько упрям, Ила?

— Как видишь, женщина.

Шамириам повернулась к своим мюридам:

— Ибрагим, объясни Иле, как обстоят дела.

Вперед вышел молодой паренек, очень уродливый. Он был, как и все остальные послушники из Башни Творца, в черных одеждах, с черной чалмой на голове. Кожа у него была светлой, какая бывает у джахари, происходящих с севера страны, но вся покрыта прыщами. Нос у Ибрагима был кривой, глаза косили. На вид Ибрагиму было около шестнадцати, как и мне самому.

— Я Ибрагим, старейшина Башни Творца, — представился паренек, — Я тут главный, в этой башне, после шейха и устада. Так что тебе бы хорошо меня слушаться, Ила. И вот что я тебе скажу — ты задумал глупость. Не всё так плохо, как оно выглядит, поверь мне. Пусть наша Башня и черная, но мы тут кушаем мясо почти каждый день, Отец Света и шейх защищают нас от всех врагов, у нас есть крыша над головой…

Эти речи поразили меня до глубины души. Рассказ о мясе каждый день и крыше над головой — это, пожалуй, последнее, что я ожидал услышать от мюрида тайной секты.

Однако дослушать речь Ибрагима мне не дали, Шамириам перебила юношу:

— Не так, Ибрагим. Этого всего он не поймет, разве не видишь? Объясни ему иначе.

— А, — сообразил Ибрагим, — Да, госпожа. Несите палки!

Палки на самом деле принесли — тяжелые и длинные, с меч размером каждая. И мне полегчало. Было очевидно, что меня сейчас будут бить, но быть избитым в моем положении — много лучше, чем просто стоять и ничего не делать, как это происходит сейчас.

Ибрагим взял палку себе, еще двое рослых мюридов тоже взяли по палке.

— Дайте палку и мне, чтобы все было честно! — потребовал я.

— У тебя есть ятаган, — напомнила мне Шамириам.

— Да, но я же не могу бить людей с палками ятаганом…

Но меня уже никто не слушал. Мюриды бросились на меня стремительно, как львы на козу. Я не успел даже достать мой ятаган из ножен, все что я успел — это защититься так и не обнаженным оружием от самого первого удара, я подставил мой ятаган под палку Ибрагима. Но следующая палка ударила меня по коленям, и я упал. А потом удары посыпались на меня, как камни во время пустынной бури, меня били по животу, по плечам, по ногам, с моей головы сбили куфию, но по самой голове не били. Между ног тоже не били, но в остальном меня за пару мгновений измордовали всего…

Я заорал от боли.

— Хватит! Прекратите!

Но последовало еще несколько ударов, от одного из них — в грудь — у меня перехватило дыхание, и только потом Шамириам распорядилась:

— Ну хватит.

Я лежал на каменной земле и скулил от боли, я едва мог дышать, глаза застилала муть. В одном я убедился совершенно точно — сражаться местные мюриды умеют. И если они делают такое палками — то страшно подумать, что они могут, когда в руках у них мечи…

Шамириам подошла ближе и склонилась надо мной:

— Ну что, Ила?

— Ладно. Вы меня убедили. Я… Я хочу научиться также сражаться, поэтому я останусь.

— Похоже, дурь из него мы выбили, госпожа, — хмыкнул косоглазый Ибрагим.

— Нет, — не согласилась женщина, — Дурь еще осталась. Я же вижу. Этот юноша — из города, это городской мальчик. А в них дури всегда полно. Но остальную дурь мы выбьем из него позже, если потребуется. Вставай, Ила.

Я встал, скрипя зубами от боли. Мое тело теперь, похоже, превратилось в один большой синяк, я едва стоял на ногах. Ладонь руки была рассечена в кровь, как и левое колено, штаны на нём порвались. Я подобрал мою куфию, растоптанную мюридами до состояния тряпки.

Мне было очень стыдно, что я так плохо показал себя в этом бою, у меня была даже мысль продолжить — броситься сейчас на Ибрагима и ударить его. Но это было просто глупостью, я понимал, что меня просто еще раз изобьют, и на этом все закончится.

Бежать отсюда было невозможно, выбора мне не оставили. И путь тело мое всё болело, на на сердце у меня как будто