Проклятие Матери гор - Ростислав

и Инесс, тетки вот этой девочки, и она была зверски растерзана на глазах у всей деревни. Достаточно?

Хельмут заплакал и дико затрясся.

– Сжальтесь, – наконец выдавил он из себя. – Я не виноват… я не виноват…

– Это не все! – крикнул кто-то из толпы. – А сколько наших сгубили, поганцы! И еще избили и кинули в то бесовское место одного богача, а трех его слуг убили – прямо там, у ущелья, как и Инесс.

– Как он выглядел, этот богач, можете сказать?

– Ну… толстый такой, важный. Усатый – усищи-то пышные, ажн страсть! Все орал, как оглашенный, карами всякими грозился…

– Так-так… – произнес Грогар, нахмурившись. – Все как я и предполагал.

– Я не виноват, – Хельмут подполз к ярлу и потряс его за штанину. – Не виноват…

Грогар с отвращением отпихнул его от себя.

– Как я уже говорил, – сказал он, возвысив голос, – свидетелями твоих преступлений стала вся деревня. Так что не будем медлить. Шандор, принеси пенек. Найди где-нибудь. Давай, быстрей.

При этих словах Хельмут перекосился от ужаса. А когда Шандор, пыхтя от натуги, приволок огромный пень, шультейк повел себя, точно дикое животное. Он зарычал, завизжал, из носа его потекли сопли, из глаз слезы, рот вспенился слюной; он попятился назад, но алебардисты ухватили его за одежду и, словно собаку, подволокли к месту казни.

– Именем короля, – заговорил Грогар, стремясь поскорее закончить с этим, – ты приговариваешься к смертной казни через усекновение головы. Приговор привести в исполнение немедленно.

– Разумно ли это, мой господин? – спросил Ладислао.

– Что именно?

– Повесить подлеца и дело с концом!

– Разрешите мне! – попросил раскрасневшийся Шандор. – У меня это хорошо получается.

– Вот видишь, как ребятки оживились! А ты – повесить! Я, может быть, этому негодяю оказываю честь! Исполняйте!

– Не надо! Не надо! Пощадите.

Вконец обезумевший шультейк верещал, вопил, вырывался, брыкался, поднимая тучи пыли, и никак не хотел успокаиваться. Его подтаскивали к пню, били, а Шандор в нетерпении крутился около них с глевией в руках.

– Да умри же с достоинством! – воскликнул Грогар, но Хельмут едва ли услышал его.

Он окончательно потерял человеческий облик. Шандор с яростью сдавил шультейку шею и с силой ударил его лбом о пень. Шультейк без чувств упал.

– Ну? – зарычал Шандор. – Что же ты?

Схватив беднягу за волосы, палач пристроил его бессильно болтающуюся голову на пень, но тот снова сполз, ткнувшись залитым кровью лицом в землю.

– Сознание потерял, стервец, – сказал Шандор, вытирая пот. – Ну-ка, ребята, поддержите его.

– Смотри, руки нам не отруби! – сказали они, придерживая Хельмута.

– Не боись!

– Руби!

– Стоп! – внезапно сказал Грогар.

– Чего, господин?

– Стоп, говорю. Я его пощажу. Я ведь… человеколюбец, сострадалец и все такое... Думаю, с него достаточно. Думаю, он запомнит это на всю свою никчемную жизнь. Да и кто он есть? Мелкая сошка. Настоящего злодея еще найти надо. Как вы думаете, добрые люди?

Народ угрюмо молчал.

– Зря, – наконец сказал кто-то из толпы. – Нужно было все-таки оттяпать башку етому ворюге.

Глава 43 - 45

43

В Худштадт скакали почти весь день. За это время погода испортилась и прошел сильный дождь, превративший дорогу в окрестностях замка барона Фрейра в болото. Огромные лужи посреди разбитого тракта; шаткие и черные одинокие халупы, судя во виду – давно покинутые; голые кривые деревья; грязно-желтая, бурая, медная увядающая трава; низко нависшие тучи, – всё это усилило горечь Грогара.

Путь к жилищу барона вел через обширный сад. По обе стороны когда-то ухоженные клумбы одичали, всюду валялся мусор и попадались следы пикников.

Окруженный крепостной стеной замок оказался громоздким старомодным сооружением с бочкообразными башнями и крохотными круглыми окошками. Часть восточной стены обрушилась, и едва ли не половина двора заполнилась водой из рва, который питала Тавка, – река капризная, непредсказуемая, извечная проблема Худштадта. Такое удручающее положение дел говорило только об одном: дамба – предмет постоянных забот всех Гудштайнов – разрушилась, что неудивительно, учитывая бедственное положение дел барона Фрейра.

Едва отряд достиг стен замка, как сзади послышался шум, и, к безмерной радости всех и Грогара в особенности, их взору предстала во всем своем сияющем блеске величественная, царственная Миранда, признаваемая во всем королевстве одной из красивейших женщин. Тонкие выразительные черты лица; в узких голубых глазах, придающих ее слегка высокомерному и холодному облику шарм и обаяние южанки, светился острый ум и расчетливость. Буйные каштановые кудри непослушно выбивались из-под черной беретки, украшенной золотой брошью в виде орла. Одета девушка была по-мужски: в кожаный, тончайшей выделки, черный колет; поверх него отороченная мехом алая накидка; плотно облегающие брюки, заправленные в высокие замшевые сапожки. Ее сопровождали две служанки и высоченный лакей, имевший такой заносчивый и неприступный вид, что ему мог бы позавидовать сам королевский судья герцог Алоизио. И, конечно же, тут был эскорт – тридцать латников под командованием того самого Рийго.

Рийго выглядел полной противоположностью Ладислао – низкорослый, рыжебородый, коренастый, кривоногий, с пивным брюшком и взглядом старого ворчуна и упрямца. Одет в простой засаленный ватник; на голове – старинный шишак, смахивающий больше на помятую миску, каковой он, кстати, и являлся во время привалов.

Миранда, опершись о руку лакея, грациозно спрыгнула с коня, стянула перчатки, подошла к Грогару и скептически оглядела его с ног до головы.

– Боги! – У Миранды был чарующий, бархатный, глубокий голос. – Ты ли это, братец мой? На кого ты похож? Что это на тебе за одеяние? – Она потрогала кончиками пальцев камзол грубого покроя, подаренный ему кем-то в Копотне. – Это что, тулуп? Ах, а бородой оброс! Какой кошмар! И от тебя так воняет… Грогар, милый мой, ненаглядный, ты похож на мужика.

– Сестрица! – Грогар улыбался, точно мальчишка. – И я рад тебя видеть! Дай я тебя поцелую!..

– Не надо! – взвизгнула она, но было уже поздно: Грогар схватил ее в охапку, закружил и крепко поцеловал в щеку.

Миранда отскочила как ошпаренная и принялась отряхиваться и старательно тереть щечку перчаткой.

– Больше так не делай!