А не как Лёнька! (СИ) - Енодина Анастасия

Лёнька уселся за парту и с усмешкой пригласил меня сесть рядом:

- Располагайся, Даринка, сейчас начнётся интереснейшая лекция. Нельзя пропустить ни слова.

Подумав, я села на длинную скамейку рядом с другом и уставилась на Богдана, представляя, что он и правда мой препод и сейчас начнёт рассказывать какую-нибудь сложную тему по химии, только предмет его наверняка при этом назывался бы не просто «химия», а какая-нибудь «Аналитическая химия» или что-то покруче, типа «Спектроскопия поверхности и тонких металлических плёнок».

Он бы читал свои лекции с умным видом и не позволял даже доли той улыбки и блеска в глазах, с которым смотрел сейчас на Машу. Он был бы строг, собран и спокоен, а его голос казался бы ровным и безэмоциональным, каким я никогда ещё его не слышала.

Но Богдан заговорил, и его голос зазвучал бодро и радостно:

- Маша, ты так быстро приехала!

Он отложил губку и замер словно в нерешительности, но выглядело, будто просто остолбенел от Машиной красоты и теперь просто любовался ею вместо того, чтобы подойти и поприветствовать поцелуем.

Девушка тоже не спешила приближаться и застенчиво теребила подол юбки, так и не ответив на приветствие. На лбу её пролегли морщинки: девушка хмурилась, и её настроение контрастировало с настроением Богдана, хотя я пока не совсем понимала, почему.

Как ни странно, в её печали была повинная я, хоть она этого и не знала.

Маша удивила меня фразой, которую произнесла. Даже не просто удивила, а ввергла в замешательство, потому что я ожидала чего угодно, кроме этого:

- Знаешь, я его боюсь, - призналась девушка, глядя в глаза Богдану, которого её вид и её грустный голос ничуть не тронули, и на настроение не повлияли.

- Чего? – рассмеялся Богдан, и я была рада, что он переспросил: я б и сама переспросила, если б могла. – Пушкина своего ты боишься? С чего вдруг?

Как можно бояться Майского? Того, кто не выставил незнакомцев из свей квартиры, кто не ругался на нас, проявляя чудеса терпения… Да он милый и добрый! Кроме того, Маша ему не безразлична, и он очень хорошо к ней относится. Почему она боится его?

Машин ответ прозвучал, как приговор. Она произнесла его ровным отстранённым тоном, но вызвала смех у нас с Лёнькой и едва скрываемую улыбку у Богдана.

- Он сегодня сказал, что любит шансон. – Пожаловалась девушка и замолкла, считая, что дала исчерпывающий ответ.

- Это, конечно, страшно, но…- насмешливо согласился парень, и девушка возмутилась:

- Ты не понимаешь, что ли? Может, он ассоциирует себя с этими людьми? Он же всю жизнь прожил, как в заточении. Может, даже и хуже, потому что тем людям хоть есть, куда возвращаться, а у него после выпуска из детского дома вообще было туманное будущее, но он всё равно хотел поскорее оттуда вырваться. И кто его друзья? Я ведь не знаю ни одного его друга! Может, они все сидят! Я посмотрела статистику: после детских домов крайне мало людей, кто нормально устроился в жизни. Что, если у него полно друзей уголовников? И, когда я его брошу, они нас с тобой убьют?

Богдан смотрел на Машу сочувственно, стоя у доски. А девушка, словно была его студенткой и отвечала на вопросы по пройденному материалу, стояла на почтительном расстоянии от него и смотрела испуганно и в ожидании ответа: поставит «отл.», «неуд.» или задаст дополнительный вопросы и отправит на пересдачу…

- Перестань, - отмахнулся Богдан. – Ну, посмотрела ты статистику, но даже если там полпроцента ведут нормальную жизнь, твой Пушкин может как раз быть в этих долях процентов. Он хороший парень, Маш. Ты же веришь мне? – он посмотрел на неё участливо, и она кивнула. – Ну вот. И я говорю тебе, что он хороший парень. Именно поэтому я поддерживаю тебя в желании расстаться с ним тонко и аккуратно. Мы найдём ему хорошую девушку, и все будут счастливы, вот увидишь…

Маша закрыла лицо руками, тяжело вздыхая. Богдан отложил губку, которой протирал доску, и вышел из-за кафедры, внимательно глядя на девушку, которая мотала головой, протестуя, но пока не могла подобрать слов, чтобы объяснить, против чего она протестует.

Богдан подошёл к ней и с интересом ждал, пока Маша сформулирует.

- Богдан, моя идея была такой глупой, - призналась девушка, отнимая руки от лица и грустно вздыхая. – Я думала об этом сегодня, глядя на него, и поняла, что не сработает. Ну не получится его внимание на другую переключить… Наверно, надо просто с ним поговорить, и закончить это всё…

- Смотри-ка, она включила мозг, - усмехнулся Лёнька. – Давно пора так и сделать! – закричал он во всё горло, и я даже поморщилась от громкого и бесполезного возгласа, который ребята, конечно, не услышали.

- Нет, так нельзя, - уверенно ответил Богдан, чем немало удивил Машу.

Она запрыгнула на парту и посмотрела на парня пристально:

- Ты ж сам всё время говорил, что это не честно, и надо уже всё рассказать… - она посмотрела на него испуганно, словно вдруг усомнилась, хочет ли он вообще с ней быть и не решил ли бросить такую нерешительную девицу.

- Говорил, - не стал отрицать Богдан. – Но кое-что изменилось…

Я, Маша и Лёня навострили уши. Мы отлично знали, что изменилось, но решится ли он посветить в Сашину тайну Марию, тем самым предав и обманув Майского, который, в принципе, ничего для него и не значит?

- Что же изменилось? – дрогнувшим голосом спросила Маша, и мне даже стало её жаль: явно девушка предполагала худшее.

Богдан подошёл к ней и сел рядом на парту, нервно сглотнув, но посмотрев Маше прямо в глаза:

- Извини, я не могу сказать…

О, эта загадочная фраза! Она всегда вызывает столько ненужных мыслей и подозрений… Прям, как у Маши сейчас!

- У тебя кто-то появился? – спросила она дрогнувшим голосом.

- Не говори глупостей, - он обнял её, притягивая к себе. – Просто я… теперь я абсолютно уверен, что твой план гениален и идеален! Мы найдём для него кого-то, кто займёт твоё место, и тогда вы легко расстанетесь. – Маша смотрела на него, как на полоумного: с недоверием и даже с опаской. - Кроме того, я нашёл тебе отличную кандидатку на замену должности «Сашкина девушка», - похвастался Богдан и широко улыбнулся, лишний раз вселяя в девушку сомнения насчёт его адекватности. Так как Маша не воодушевилась и не проявила интереса к его находке, парень перешёл к делу: –В госпитале, где я у меня брат интернатуру проходит, одна история приключилась: там парень с девушкой после аварии к ним попали, в коме лежат. И Ирка, дочка их завотделением, вечно в палате этого парня ошивается. Ну, нравится он ей, наверно…

Мы с Лёней переглянулись, подумав об одном и том же: Богдан говорил про нас… Он не сопоставил эту историю с тем, что рассказал ему Саша, но явно рассказ Майского убедил Богдана найти Маше замену и как можно скорее, поскольку бросать парня наедине с призраками было бы слишком халатно и жестоко.

- Он говорит про Ирку Истомину! – возмутился Сыроежкин и выкрикнул в сторону Богдана: - Да, я ей нравлюсь! Думаю, она даже любит меня, так что держитесь от неё подальше!

Но ни присутствия Лёньки, ни его гнев никто так и не заметил и не почувствовал. И потому влюблённый преподаватель продолжил излагать данные, которые успел собрать:

- Маш, я всё узнал: парню этому она нафиг не сдалась, он её и не замечал никогда. У него другая есть, - на этом месте я скривилась: ещё один тип, считающий меня Лёнькиной девушкой. Отвратительно! – С той девчонкой они как раз с трассы и слетели. Но не это главное: прогнозы хреновые…

- Хреновые? – хором переспросили мы с Лёнькой, переглянувшись озадаченно.

- Понимаешь? – продолжал Богдан. - То есть, ловить этой Ире вообще нечего! Этот коматозник либо умрёт, либо вернётся к жизни, но Ира ему всё равно не нужна. Надо их просто познакомить с Пушкиным, и всё! Они ж оба хорошие ребята. Преданные. Добрые. И, главное, одинокие!

Слушать его было крайне неприятно, но в то же время приходилось признать, что он прав. В чём-то… Эта мысль так пугала, что думать её не хотелось, и потому и я, и Лёня прогнали её в надежде, что она не вернётся. Но именно такие мысли: разрушающие, вредные возвращаются всегда…