Мокрое сердце - Вадим Носоленко

стараясь не смотреть на рану, которая уже начала воспаляться. Запах был тревожным — сладковатый, с металлическим оттенком. Потом, следуя указаниям, укрепил шину, используя подручные материалы — куски ткани и ремни.

Когда я закончил, искусственный интеллект снова вздохнул.

— Это временное решение, — сказал он. — Вам нужен врач. Настоящий врач.

— Здесь таких нет, — прошептал я.

Он посмотрел на меня своими цифровыми глазами, и в них мелькнуло что-то, что я не мог понять. Что-то почти… человеческое. Страх? Сочувствие? Решимость?

— Есть один, — сказал он. — Он… другой.

— Что значит «другой»? — спросил я с надеждой, которую не испытывал уже давно.

— Доктор Альберт Харистов. Его держат здесь в качестве наказания. Раньше он был ведущим кардиохирургом в Центральной Клинике, пока не отказался оперировать высокопоставленного чиновника в пользу ребенка. Ребенок выжил, чиновник умер. Теперь он здесь, в самой худшей больнице города.

— И ты думаешь, он поможет мне? — я не смог скрыть скептицизм в голосе.

— Не знаю, — честно ответил ИИ. — Он… сложный человек. Циничный до жестокости, резкий, часто грубый. Но он настоящий гений. И, что важнее, он все еще врач в самом истинном смысле этого слова.

В коридоре снова раздался шум — крики, звон разбитого стекла, чей-то плач. Обычная симфония больницы в мире, который давно перестал заботиться о людях.

— Как мне найти его? — спросил я, чувствуя, как надежда и отчаяние борются внутри меня.

— Он обычно избегает палат. Проводит время либо в заброшенном крыле восточного корпуса, либо на крыше. Ищите человека с недельной щетиной и вечно недовольным выражением лица. И… — ИИ помедлил, — будьте готовы к тому, что он может вас послать куда подальше. Это его обычная реакция на людей.

— Если он поможет мне сохранить ногу, пусть посылает куда угодно, — я попытался улыбнуться, но вышла только гримаса боли.

Искусственный интеллект кивнул и начал мерцать, сигнализируя о разрядке моего импланта.

— Одна последняя вещь, — сказал он, уже почти исчезая. — Не говорите, что я направил вас. Он… у нас сложные отношения.

Прежде чем я успел спросить, что это значит, голограмма исчезла, оставив меня наедине с болью, страхом и крошечной искрой надежды. Доктор Альберт Харистов. Имя, которое могло означать спасение или очередное разочарование.

Я осторожно встал, опираясь на импровизированный костыль, который соорудил из металлической стойки для капельницы. Боль прострелила ногу, но я стиснул зубы. Мне нужно было найти этого доктора, прежде чем инфекция решит мою судьбу по-своему.

За окном начинался дождь — кислотные капли барабанили по стеклу, оставляя мутные следы. Еще одно напоминание о том, что мир снаружи ненамного лучше этой больницы. Но сейчас это не имело значения. Сейчас важен был только один человек — врач, которого я никогда не встречал, но от которого зависела моя нога, а может быть, и жизнь.

Я сделал первый шаг, морщась от боли, и направился к восточному крылу. На поиски циничного гения с тростью и, возможно, последней надежды в этом безнадежном месте.

Глава 2: Живой врач

Альберт Харистов сидел в заброшенной технической подсобке восточного крыла, которую он давно переоборудовал под личное убежище. Больничный персонал называл это место «берлогой Харистова» и старался лишний раз туда не соваться. Он держал в руках окурок сигареты, чей тлеющий кончик был единственным источником света в полумраке комнаты. Дым витиеватыми узорами поднимался к потолку, создавая иллюзию того, что его мысли обретают физическую форму.

Альберт смотрел на свое отражение в треснувшем зеркале, висевшем на стене напротив. Сорок лет, а выглядит на все пятьдесят. Острые скулы, глубоко посаженные глаза цвета холодной стали, короткая взъерошенная стрижка, которую он подстригал сам, не утруждаясь смотреть в зеркало. Характерный шрам пересекал его левую бровь и спускался к скуле — след от неудачного покушения пациента, недовольного диагнозом, еще во времена его работы в Центральной Клинике. Когда-то эти черты сложились бы в образ респектабельного профессора медицины. Теперь же зеркало отражало лицо человека, который слишком много видел и слишком мало спал.

— Какое жалкое зрелище, — пробормотал он, затягиваясь в последний раз. — От великого хирурга до санитара в один шаг. Браво, Харистов, просто браво.

За окном шел кислотный дождь, оставляя разводы на стекле, сквозь которые проступал размытый силуэт Центральной Клиники на горизонте — стеклянного монолита, сияющего чистотой и технологическим совершенством. Там, в стерильных операционных с оборудованием последнего поколения, он когда-то совершал чудеса медицины. А теперь вот здесь, в Городской больнице № 4, где даже дезинфицирующее средство разбавляют водой, чтобы сэкономить.

Альберт потушил сигарету о металлический подоконник, оставив еще один ожог среди десятков других — карту его личного одиночества в этом богом забытом месте. Он поднялся и потянулся, разминая затекшие плечи. Пульсирующая головная боль — его вечная спутница с тех пор, как он получил боевую черепно-мозговую травму во время военной службы в медицинском корпусе — снова давала о себе знать. Он прикоснулся к металлическому имплантату за правым ухом — почти незаметному, но от этого не менее реальному.

— Время терпеть, мой друг, — прошептал он сам себе. — Нейромодуляторы на чёрном рынке стоят сейчас как крыло от космического шаттла.

Альберт потянулся к небольшой коробочке, лежащей на импровизированном столе из медицинского подноса. Внутри — чёрный кубик размером с игральную кость с мерцающим зелёным светодиодом. Транквилизатор нового поколения — не химический, а электронный нейромодулятор, взаимодействующий с его имплантатом. Контрабандная технология, за хранение которой полагалось минимум пять лет тюрьмы. Он приложил устройство к виску, нажал микрокнопку, и через мгновение его лицо слегка расслабилось, когда электроимпульс подавил болевые центры.

— Так-то лучше, — он убрал устройство обратно в карман. — Ещё немного и придется вариться в собственном соку.

Его взгляд скользнул по комнате. Повсюду были разбросаны медицинские журналы, научные статьи, распечатки результатов исследований — всё то, что еще связывало его с настоящей медициной. В углу стоял древний ноутбук, чудом работающий от нерегулярных подачек электричества. На его экране мерцали графики и диаграммы — результаты многомесячной работы, которую Альберт вел в тайне от всех.

Его размышления прервал знакомый электронный сигнал. Воздух перед ним замерцал, и из ниоткуда появилась полупрозрачная голограмма — силуэт мужчины без четких черт лица, окрашенный в оттенки синего.

— Доброе утро, доктор Харистов, — произнес Нейро, его персональный ИИ-помощник, единственное существо в этой больнице, с которым Альберт регулярно разговаривал. — Хотя по вашему виду не скажешь, что оно доброе.

— Нейро, сколько раз я просил не материализоваться без предупреждения? — Альберт потер шрам на лице, что было его характерным жестом в моменты раздражения. — И да, утро отвратительное, как