Русь. Строительство империи 5 - Виктор Гросов

Галича. Запах травяных отваров висел в воздухе. Грудь князя вздымалась тяжело, повязки на ребрах потемнели от крови. Огонь в очаге потрескивал, тени плясали по стенам, а я перебирал в уме его просьбу о погребении, как у Святослава. Честь, доблесть — он верил в это. Но Галич? Почему Оттон, далекий император, замахнулся на эту землю? Границ общих у него с нами нет, а интерес есть. Я подался вперед, локти уперлись в колени.

— Такшонь, — горло пересохло от долгого молчания, — ты сказал, Оттон на Галич зарится. Объясни. Зачем ему наш край? Он же за горами, в своих германских землях сидит.

Такшонь повернул голову. Он дышал с трудом:

— Не все так просто, княже. Оттон с Русью дела вел. С княгиней Ольгой переговоры крутил, а после со Святославом снюхался. Я знаю доподлинно — они о Византии думали. Галич для него — ворота на Балканы.

Я прищурился. Даже так? В груди шевельнулось любопытство. Святослав с Оттоном договаривался? Это очень интересно.

— Говори яснее, — сказал я. — При чем тут Византия?

Такшонь кашлянул.

— Оттон со Святославом хотели Византию прижать. Император германский силу свою растил, а греки ему поперек горла стояли. Галич — место важное. Через него пути идут, торговые, широкие. Святослав обещал Оттону думать о союзе, а тот Галич приглядел. Не просто так.

Длинная дорога, которая прорезает реки и леса, несет золото и меха. Значит, Оттон хотел этот путь под себя подмять? Я выпрямился.

— Чтобы Византию ослабить?

Такшонь медленно поднял взгляд.

— Да. Через Галич товары текут, как кровь по жилам. Кто путь держит, тот силу имеет. Оттон это понимает.

Торговля — дело серьезное. Я сам купцов привечал. А тут император Оттон делает то же самое. Я потер подбородок.

— И Святослав согласился? — спросил я.

Такшонь помедлил, потом ответил:

— Не совсем. Святослав слушал, обещал подумать. Он Византию сам не любил, но Оттону до конца не доверился. А тот давил. Галич ему нужен был.

Я встал, прошелся по горнице. В моей голове складывалась картина. Оттон видел в Галиче точку, откуда можно силу тянуть. Торговля — это золото, а золото — это власть. Я остановился у окна, за которым чернела ночь.

— Такшонь, — сказал я, не оборачиваясь, — а что Оттону с этого? Византию прижать — понятно. Но он же не дурак, свои выгоды считал. Стоило ли все это того? Что он хотел взять?

— Силу, княже. Византия — враг богатый. Оттон через Галич торговлю бы подмял, а с ней и греков придавил. Ему это выгодно.

Я повернулся, посмотрел на него.

— Ты уверен? — спросил я. — Про то, что Оттон с Ольгой говорил, со Святославом договаривался? Откуда ты это знаешь?

Такшонь усмехнулся, но усмешка вышла какой-то кривой.

— Слухи, княже. Да не простые. Люди мои в Галиче купцов слушали, что с запада шли. Оттон с Русью дела крутил, это точно.

Слухи — дело скользкое.

Такшонь откинулся на лавку, дыхание его стало тяжелее.

— Оттон не один был. С ним другие крутились. Но это я точно знаю — Галич ему нужен был из-за Византии. И Святослав это понимал.

Я смотрел на него. Оттон, Ольга, Святослав. Галич — это точка, где сходятся пути, где торговля дает силу. Но почему Святослав не дал хода всей этой истории? Или дал?

— Такшонь, — сказал я, остановившись у очага, — Святослав Оттону отказал?

Он ответил тихо:

— Не знаю точно, княже. Святослав хитрый был. Слушал, обещал, но делал по-своему. Оттон ждал, а потом Святослав погиб. Теперь ты за него.

Я смотрел в огонь. Пламя лизало поленья, искры взлетали вверх. Святослав погиб. Великий князь Руси. И Галич теперь Такшонь мне отдает. Оттон далеко, но рчки императора загребущие.

— Такшонь, ты говорил про пути. Это я понял. Но Оттон — воин, не торговец. Что ему еще от Галича надо?

Такшонь открыл глаза, взгляд его был мутным.

— Войска. Оттон через Галич свои дружины к Дунаю гнать хотел. Против Византии.

Я представил германских воинов — в доспехах, с длинными мечами, что маршируют через наши леса. Галич — ворота к большой реке. Я подошел ближе, сел напротив Такшоня, руки легли на колени.

— К Дунаю? Зачем ему туда?

Такшонь приподнялся на локте, повязка на ребрах натянулась. Он поморщился, но ответил:

— Дунай — река большая. Византия там силу держит. Оттон хотел греков с запада ударить. Галич ему нужен был, чтобы дружины пропустить.

Плацдарм. Значит, Оттон войну замышлял?

— Войска через Галич. А что он там, у Дуная, взять хотел?

— Италия, княже. Оттон туда смотрит. Византия ему в Италии мешает, силу свою кажет. Если греков ослабить, он там верх возьмет.

Я повернулся, посмотрел на него. Италия — земля далекая. Оттон рвался туда, а Византия ему мешала

Ослабить Византию — значит, открыть себе дорогу. Оттон это понимал.

— А еще воины наши ему приглянулись. — Добавимл венгр. — Славянские дружины в Европе славу имеют.

Я вспомнил Добрыню — широкоплечий, тяжелый меч. Алешу — топор в руках, сила в каждом ударе. Ратибора — кинжалы быстрые, точные. Они бьют крепко, это правда. Оттон на таких глаз положил?

— Он за славянскими воинами шел?

Такшонь усмехнулся, но усмешка вышла слабой.

— Да, княже. В Европе наших бойцов ценят. Оттон через Галич к нам бы пробрался, набрал бы людей, повел на юг.

Я смотрел в огонь. Пламя лизало поленья, искры взлетали вверх.

Галич для немца — путь к войне.

Я подошел к окну, посмотрел в ночь. Костры снаружи гасли, тьма сгущалась.

Власть. Оттон рвался к ней. Я представил, как германские дружины стоят у Дуная. Византия сильна, но Оттон хотел стать сильнее.

— И сколько воинов он мог взять? — спросил я, не оборачиваясь.

Такшонь помолчал, потом ответил:

— Сколько дал бы, княже. Сотни, тысячи. Наши люди бьют крепко, а Оттон это знал. Через Галич он бы к нам пришел.

Я сел у очага, положил руки на колени. Галич — это точка, где начинается война. Оттон видел в нем силу, которую я только начал понимать. Я посмотрел на Такшоня.

— А если бы он пришел? — спросил я. — Что бы стало?

Такшонь закрыл глаза, голос его стал тише:

— Война бы большая была, княже. Византия бы дралась, а Оттон бы нас в нее втянул. Галич бы первым стоял.

Я все равно не понимал. Зачем Оттону чесать левое ухо правой рукой? В смысле, зачем идти на Византию самому, если можно натравить на нее кого-нибудь? Может так и было? Оттон натравил на византийцев Святослава, а те решили