Игра 2059 книга 3 - Павел Михайлович Пуничев

полу стула, а затем жалобный скрип, когда на этот предмет мебели водрузился кто-то излишне массивный.

Рядом со мной полыхнул налобный фонарик, отправив узкий луч света в сторону решётки, высветив громоздкую, обнажённую по пояс фигуру развалившегося на стуле мужика. Фонарик светил не больше двух секунд, но его образ запечатлелся у меня в голове будто фотография.

Фамилия Хомяков никак не вязалось с образом сидящего перед нами человека. Никакого тебе пивного пузика, и раздутых щёчек. Тело бугрится мускулами, так, что не каждому победителю Мистер Олимпия могло в мечтах привидеться. А вот дальше всё было не так хорошо: весь лоб и скулы у него были покрыты неравномерными кусками костяной брони. А может это была чешуя какого-то животного, хотя вряд ли. Уж больно каждый кусок был не похож один на другой, между собой их роднило только одно — это яркая красно-чёрная расцветка. Броня свисала пластами и на шею, полностью закрывая её находящими друг на друга пластинами, которые спускались и вниз, закрывая всю верхнюю часть груди, прикрывая собой сердце и лёгкие, но заканчивались неровной полосой чуть выше пупка. То ли ему не хватило времени, чтобы прирастить броню и дальше, то ли просто закончился материал. Хотя не должно быть и такого, приращивай он эти импланты по графику, один кусок в сутки, у него не хватило бы времени закрыть даже голову. Кисти рук и запястья тоже претерпели изменения, то ли раздувшись до неприличных размеров, то ли обросли неведомыми нам артефактами. Рассмотреть этого я не успел, увидел только зажатый в них лежащий на коленях монструозный дробовик. Свет загорелся, ствол дробовика приподнялся, разрождаясь огненным выплеском, кажется достигшим прямо стоящего рядом со мной Зубра. Фонарик на каске погас, раздался болезненный вскрик, и тот отлетел назад впечатываясь в стену.

Каску с Зубра снесло выстрелом, хорошо хоть что мы, попав на территорию базы, расстегнули на них ремни, а то кинетической энергией выстрела им шею легко можно было свернуть, хотя у него и без этого всё лицо было в крови. Основная часть дроби попала в каску, загасив включившийся фонарик, но несколько дробин попало в лицо, содрав кожу с виска и разорвав ухо.

— Не стоит светить мне в глаза, — пробурчал старший прапорщик, щёлкая затвором дробовика, мне это не нравится, и я начинаю нервничать. И ещё, на вашем месте я бы уже начал говорить. В принципе мне рассказчик один нужен, да и у того не обязательно должно быть обе ноги. Говорить и без ног можно, хоть и не слишком долго.

— Что вы хотели услышать? — В призрачном свете исходящим от Фракира я убедился, что Зубр прямо сейчас не умрёт и поспешно вскочил на ноги, поднял руки, и шагнул вперёд, навстречу нечеткому массивному силуэту, вырванному из темноты светом единственной тусклой лампочкой над дверью заодно, загораживая собой скорчившегося на полу напарника от взгляда Хомяка:

— Мы расскажем всё, всё без утайки, нам скрывать нечего.

— Интересует многое, — ответил тот, — но для начала… Вы узнавали в инфоцентре, что произошло с вашей роднёй? Или вы сироты?

Неожиданный вопрос меня несколько поразил и даже выбил из колеи, заставив спрятанные в глубину души переживания о родных вновь вырваться наружу, однако я начал отвечать почти сразу.

— Нет, не сироты. Своих детей ещё нет, но родители, братья и сёстры есть. Каждый раз раздумывая о том, какой вопрос задать системе, нам каждый раз больше всего хотелось задать вопрос о их судьбе, но это слишком страшно. Мы не решились ни разу, предпочитая каждый раз задавать вопросы о самой игре и её механике. Да ещё и лимит на прием наноботов слишком мал, чтобы задавать слишком много вопросов, приходилось постоянно их тратить, то на противостояние слишком сильным монстрам, то на экстренное лечение, когда усиление не помогало. А обойти лимит поглощаемых наноботов не получается, мы пробовали глотать больше нормы, но они не усваиваются.

— Глотать? Лимит можно легко обойти, надо просто впрыскивать раствор наноботов в вену и тогда можно задавать вопросов сколько захочешь, если, конечно, тебя ими усердно снабжает туповатый генерал и его подручные. Некоторые из них, правда, начали что-то подозревать, но для таких в морге у меня всегда найдётся место, а их исчезновение всегда можно списать на зомби, пауков, призраков или подземных змей.

Мужик на несколько долгих мгновений замолк, и я уж хотел начать говорить, выливая на него горы нужной и ненужной информации, дабы он опять не осерчал, однако, он заговорил сам:

— Детей, говоришь, у вас нет… А вот у меня есть, трое и красавица жена… Была. Сейчас она заражённая, а вернее зомби. Вчера, когда я опять проверял её статус, он изменился. Кто-то её убил и теперь спасти её невозможно, не успел я. Но с детьми я не опоздаю и никому не советую вставать у меня на пути.

— А что с ними, где они? — Не удержался я от вопроса.

— Неделю назад я лично отвёз их в летний детский лагерь. По крайней мере я так думал, впрочем, как и все остальные родители, привезшие туда в тот день своих детей.

— А что, это был не детский лагерь?

В этот раз задумавшийся мужик мне не ответил, посидел сгорбившись несколько секунд, а затем выпрямился и уже совсем другим голосом спросил:

— Расскажи мне всё, что ты знаешь о хранилищах.

Резкая смена разговора никак не повлияла на мой ответ, я начал отвечать быстро и чётко:

— Хранилища предназначены для хранения наноботов и, возможно, их сохранности, но это не точно, мы не проверяли сколько времени те останутся в рабочем состоянии, если их оставить внутри шприцов. У нас было переносное хранилище гораздо меньшего размера, чем ваше и вместимостью всего в тысячу единиц, но когда мы до вас добирались…

— Нет, — резко взмахнув лапищей остановил меня он, — я говорю о Хранилище.

Он произнёс это так, будто это слово писалось с большой буквы, заставив меня медленно покачать головой:

— Если вы говорите не про хранилище наноботов, то я не знаю, что вы имеете в виду. Это склад оружия, артефактов или чего-то другого? Может это хранилище имеет ещё какое-то другое название, которое я знаю?

Хомяк покачал головой:

— Нет не знаешь, Хранилище — это и есть Хранилище. Величайшая ценность людей и наш приз в этой войне. И ты об этом ничего не знаешь… Тогда, в