Клыки - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич

Нож и кровь.

— Вы верите в вампиров? — спросил Роберт.

Стас пристально посмотрел на бездомного. Лицо гида словно закрылось ставнями. Стас глотнул из бутылки: в горле сделалось сухо. «Похоже, я просто накручиваю себя, ищу подвох в каждой мелочи».

— Я верю в фильмы о вампирах.

Бездомный смотрел на свои ступни, торчащие из незастегнутого спальника. Поднял взгляд.

— Простите?

— Я верю в то, что они существуют. Фильмы. «Обычного человека не заставляют пить серебро», помните?

Гид покачал головой.

— Это из «Носферату в Венеции» с Клаусом Кински.

Роберт глянул на него с сомнением в глазах.

— Ладно, проехали. Вы ведь читали романы о вампирах?

Лицо проводника ожило.

— Разумеется. И поэму «Гяур» Байрона, и рассказ его врача…

— Полидори, — не удержался Стас.

— Да. Полидори списал романтичного лорда Ратвена с Байрона. Читал оба романа Олшеври, «Кармиллу» Ле Фаню, конечно, «Дракулу» Стокера. Стокер — первый, кто изобразил вампиризм как заразную болезнь.

— Вас устраивает такое объяснение?

— Не знаю… Стокер ведь имел в виду демоническую одержимость. А ученые пошли иной дорожкой. Раскопанные животными могилы. Отросшие ногти, кровь на губах, исцарапанный гроб. Кома, каталепсия, когда человека хоронят заживо… В средневековой Чехии упыря видели в любом человеке с отклонениями. С родимыми пятнами, глазами разного цвета. В умственно отсталых и уродах, в лунатиках… Вы слышали о вампирах нового поколения?

Стас приподнялся на локте. Он чувствовал скверный запах, исходящий от собственного тела, которое зудело тут и там.

Вампиры нового поколения? На ум приходили только кровососы из фильма «Блейд».

— Нет. Не слышал.

— Новое время, новые легенды. Недавно в Праге появилась легенда о платке-вампире.

Стас усмехнулся. Роберт ответил взглядом.

— Старый кружевной белый платок появляется на витринах антикварных лавочек, его покупает какая-нибудь дама, надевает на шею, и платок ее душит. Тела находят с красным платком на шее. Ночью платок исчезает, чтобы вновь появиться в другом магазинчике.

— Довольно жутко, — сказал Стас. — Текстильный хоррор.

— А еще я слышал легенду о Маме Дракуле. Это пожилая женщина, которая появляется в полнолуние на Вышеградском холме и ищет, кем бы полакомиться…

Они еще немного поговорили, а потом пожелали друг другу спокойной ночи.

Засыпая, Стас представил над головой рыжую черепицу домов, впитавшую солнечное тепло и сырость дождей. Он видел таблички с цифрами на фасадах, красные, číslo popisné, означающие номер дома в районе, и синие, číslo orientační, означающие номер на улице. Видел два лика Праги: ее депрессивную сторону, Кафку, и жизнерадостную, Швейка. Он…

Заснул.

4

Во сне Стас гулял по старому Еврейскому городу, на кладбище которого покоился чародей бен Бецалель, переходил Манесов мост, стекающий на берег Летенской улицы, глазел на Валленштейнский дворец, затем поднимался к собору Святого Вита, на холм с Пражским градом, оттуда — на Малостранскую площадь с астрономическими часами, статуей Яна Гуса и Карловым мостом. Наплывала арка Малостранской башни, на гребенке моста толпились туристы, дивились на торгашей, кукольников, художников и музыкантов. Усыпанная оловянными бликами Влтава омывала опоры мощных, облицованных камнями арок. У гранитного парапета под страдальцем Яном Непомуцким, устроившись на брезентовом стульчике, корпел над деревянным брусочком молодой парень с серьгой в ухе и в очках в модной оправе. Рядом сидела собака в ошейнике. Резчик орудовал скальпелем. На мольбертах художников рождалось нечто черное и густое. Улицы проплывали цветными фасадами, рустами, декором, барельефами, скульптурами, узорчатыми окнами и дверями. В переулках прятались тени, таинственные и страшные, как пробуждение в незнакомом месте…

Вторая половина ночи выдалась неспокойной. Стас часто просыпался, отчего казалось, что не спит вовсе, а лишь открывает и закрывает глаза в заколоченном пыльном ящике. Ноги крутило от долгой прогулки. Сердце покалывало, мысли ковыляли по черному берегу, как птицы, перья которых тоже были черными — испачканными нефтью, не взлететь.

А может, рваный сон и тянущая боль в ногах (сухожилия в подколенных ямках словно намотали на барабан) принадлежали главному сновидению, и снилось Стасу, что он часто просыпается, отчего казалось, что…

Оставленные Робертом свечи догорели, или их задули призраки. Стас поднимал веки, и ничего не менялось. Его будто похоронили заживо в просторном склепе. Он прислушивался к собственным ощущениям, пытался представить: погребение реально, он умрет и не увидит ничего, кроме мрака. В предисловии к рассказу «1408» Стивен Кинг говорил о том, что каждый уважающий себя писатель жанра «хоррор» должен хотя бы единожды пройтись по темам «Комната призраков в отеле» и «Погребение заживо». Первую тему Стас закрыл рассказом «12, 14», вторую старательно обходил.

Он неподвижно лежал в спальнике на глубине десяти или более метров от пражских мостовых, чувствовал, как тьма мнет его тело студенистыми пальцами, и думал о медленной смерти, о жизни без света, о коллекции фонариков, которую собирал Никитос, о том, как понять, когда наступит утро. Или спал, и ему снилось, что он думает обо всем этом. Или умер и бродил по чужому сновидению…

Стаса разбудил скребущий звук. Он открыл глаза, расстегнул боковую молнию спальника и зашарил рукой в поисках коробки, в которую Роберт положил фонарик. На затылок давила боль. Стас ничего не видел, кроме темно-синего контура собственных рук. Звать проводника не стал. Глупо, конечно: он чувствовал себя ребенком, который не хочет показать слабость, страх. Но, черт побери, он даже не слышал дыхание бездомного.

Один. В темноте.

Стас попытался успокоиться. «Представь, что ты обедаешь в одном из этих шизанутых ресторанчиков, „Невидимая кофейня“ или что-то в подобном духе». Он видел передачу о новомодной тенденции: есть в полной тьме, ощупывая стол, посуду, свое лицо, чтобы не промахнуться вилкой.

Мысли о еде добавили проблем: желудок тоже проснулся и заурчал.

Спустя несколько минут ощущение беспомощности стало таять, Стасу показалось, что он различает мазки тусклого света в глубине помещения. Там, где лежал скальпель.

Скребущий звук повторился — и все пошло прахом. От ужаса запершило в горле. Возникло отвратительное предчувствие чего-то плохого, совсем рядом.

А потом слева чиркнуло (иной звук, безопасный) колесико зажигалки, и зал взорвался разноцветными искрами: желтыми, оранжевыми, красными. Роберт зажег свечу, вторую, третью. У бездомного было меловое, почти серое лицо; он не смотрел на Стаса.

— Вы слышали?

— Что? — безразлично спросил Роберт.

— Какой-то звук. Я…

И тут он увидел тело.

Труп толстой девушки на том месте, где вчера вечером валялся хирургический нож. Возможно, голова толстухи лежала на скальпеле. Бездыханное тело девушки в черном платье с заклепками забаррикадировало проем, единственный выход. Словно кто-то навалил в арку мясистых камней. Из-под перепачканного белой пылью подола платья торчали огромные голые ступни, правую окольцовывал ржавый обруч.

Какое-то мгновение Стас сидел в расстегнутом спальнике, уставившись на